– Сэм? Какой Сэм? – Мика поднимает брови. – Но в этом… этого не может быть.
Она замолкает и слушает.
– И как я должна в это поверить? – произносит она в телефон. – Не знаю. Этого просто не может быть…
Она повторяет это ещё минуту. Или около того. Мика прикладывает к другому уху ладонь – чтобы лучше слышать, наверное, – и начинает расхаживать по коридору. Это у неё такой нервный тик. Особенно когда она говорит по телефону.
Мы проходим в кухню – я иду чуть позади неё. Не хочу пугать её сверх меры.
– Не знаю, верю ли я… это шутка какая-то? – спрашивает Мика.
Снова молчание. Она хмурится.
– О чём спросить? – продолжает она.
Так странно слышать только часть разговора. Это как пропускать страницы книги при чтении и пытаться понять смысл без них. Интересно, что Сэм ей говорит?..
– Какой вопрос? – непонимающе тянет Мика. – В смысле то, что мог бы знать только ты? Дай-ка подумать…
Она косится на меня, а потом снова отводит взгляд и шепчет прямо в трубку:
– Ладно. Если это Сэм, то ответь… в тот год, когда Джули переехала сюда и я её впервые встретила… что я тебе сказала? И просила никогда этого не повторять?
Мика прислушивается, и, похоже, ответ ей дают правильный, потому что она распахивает глаза, а потом удивлённо на меня смотрит.
– Он тебе рассказывал?
Я качаю головой.
Мика разворачивается и продолжает разговор.
– Так, что ещё… что-нибудь посложнее… подожди… – Она задумывается. – Как насчёт… да. Когда нам было по семь, мы пошли в комнату к умирающему дедушке, хотя не должны были. Помнишь? Он позволил нам поиграть у кровати. И на тумбочке лежало четыре вещи. Мы к ним не прикасались, даже не спрашивали о них никогда. Но если ты в самом деле Сэм, то вспомнишь, что это были за вещи. Я помню. Так что это было?
Я закрываю глаза и тоже пытаюсь представить ту тумбочку. Сэм отвечает, и она повторяет за ним, громко, одну вещь за другой, словно вспоминает и сама.