В письме Константинопольскому Патриарху от 25 марта митрополит Евлогий приветствовал создание Пражской архиепископии, но просил предоставить управляемым им в Чехословакии русским храмам статус подворий (метохов) Московского Патриархата. Однако в ответном письме Патриарх Мелетий от 27 апреля 1923 г. ответил отказом, по его мнению, русские эмигранты в Чехословакии должны были подчиниться архиепископу Савватию, кроме того, ставился вопрос о законности полномочий митрополита Евлогия: «Ваша епископская власть, поскольку она распространена за границей, не устоит, будучи исследована в соответствии со святыми канонами. Поскольку территория Европы, находящаяся за пределами автокефальных Церквей, границы которых были установлены при их создании, состоит в подчинении Константинопольского Патриаршего Престола в соответствии с 28-м правилом IV Собора, поэтому была создана святая митрополия Фиатирская и Экзархат Западной и Средней Европы с центром в Лондоне, и ныне в ней поставлен канонический архиерей – преосвященный митрополит Фиатирский Герман. Поэтому необходимо вполне определенно признать, сколь важна каноническая необходимость и как велика польза во всех отношениях вообще и в частности, чтобы все отдельные национальные общины в Европе согласовали с этим свое собственное церковное руководство»[97].
7 июля 1923 г. Патриарх Мелетий вручил в Константинополе архиепископу Таллинскому и Эстонскому Александру (Паулусу) Томос о принятии Православной Церкви Эстонии в юрисдикцию Константинопольского Патриархата в качестве отдельного автономного церковного округа «Эстонская православная митрополия»; архиепископ Александр был возведен в сан митрополита Таллинского и всей Эстонии. Московская Патриархия не признала этот канонически неправомерный переход. Финляндскому сенатору Э. Сетеля, используя дипломатические связи в Швеции, удалось повлиять на турецкое правительство, чтобы отложить изгнание Патриарха Мелетия, назначенное на 3 июля 1923 г., ради «решения» вопроса об устройстве дел в Финляндской и Эстонской Церквах[98].
В письме от 24 августа 1923 г. Патриарху Тихону митрополит Антоний (Храповицкий) так охарактеризовал сложившуюся ситуацию: «В текущем же году необходимость существования Высшей церковной власти за границей еще более стала ощутительна, так как некоторые автокефальные Церкви стали простирать свои права на Русские Православные Церкви и имущества их, так, Вселенский Патриарх на Польшу, Эстонию, Латвию и Финляндию и даже на Китайскую Духовную миссию, Иерусалимский – на нашу Миссию и имущество Палестинского Общества и т. д. Русский Архиерейский Синод охраняет права Русской Православной Церкви. Затем он помогает другим автокефальным Церквам сдерживать еретические новаторства некоторых глав автокефальных Церквей»[99].
Что касается «еретических новаторств», то обновленцам в советской России удалось довольно быстро установить контакты с Восточными Церквами, и уже в августе 1922 г. (через три месяца после начала раскола) на съезде «Живой Церкви» в Москве в президиуме находились представители Константинопольского и Александрийского Патриархов в стране – архимандриты Иаков и Павел. Правда, Патриарх Мелетий IV первоначально не поддерживал обновленческое Высшее церковное управление и делал заявления в защиту арестованного Патриарха Тихона.
Так, в частности 5 мая 1922 г., Синод Константинопольской Патриархии принял Меморандум в защиту гонимых христиан в Азии и России, осуждавший проводившуюся большевиками кампанию по изъятию церковных ценностей и арест Патриарха Московского и всея России Тихона[100]. Текст меморандума, направленный руководству всех христианских Церквей, был выслан и председателю Русского Зарубежного Архиерейского Синода митрополиту Антонию (Храповицкому) с просьбой передать его Патриарху Тихону[101]. Рассчитывая на поддержку Предстоятелей Поместных Православных Церквей, в том числе и Патриарха Константинопольского, митрополит Антоний (Храповицкий) направил 18 февраля 1923 г. обращенное к ним Послание, содержавшее призыв не признавать действительности таинств в обновленческом и украинском автокефальном расколах[102].
Через два месяца, согласно сообщению русской эмигрантской прессы, в связи с планируемым извержением из сана Всероссийского Патриарха на Втором обновленческом Соборе (29 апреля – 9 мая 1923 г.) Священный Синод и Смешанный Совет Константинопольского Патриархата 24 апреля постановили: «Уведомить представителя Вселенского Патриарха в Москве, что Великая Церковь не только не пошлет на суд своего представителя, но рекомендует и русским иерархам воздержаться от всякого участия в нем, потому что православие смотрит на Патриарха Московского и всея России как на исповедника»[103].
Проходивший в мае – июне 1923 г. в Константинополе под председательством Патриарха Мелетия так называемый Всеправославный конгресс также высказался по делу Патриарха Тихона и осудившего его обновленческого «Собора». В связи с этим событием Патриарх Мелетий направил специальную грамоту председателю Зарубежного Архиерейского Синода Русской Церкви митрополиту Антонию, в которой низложение Патриарха Тихона было названо незаконным: «Всеправославный конгресс в Царьграде. узнавши о состоявшемся в Москве Церковно-народном Соборе, который среди остальных неканонических определений издал и определение о низложении в заключении находящегося Патриарха Тихона, единогласно постановил следующее: 1) выражает сожаление по поводу такого поступка в отношении Первоиерарха Святейшей Русской Церкви, и притом именно во время его мученичества, и сердечное соучастие Исповеднику-Патриарху. 4) просит Вселенскую Патриархию рассмотреть вместе с остальными Православными Церквами вопрос о состоянии Русской Церкви, чтобы дать точное направление возмущенной религиозной совести благочестивого русского народа, терпящего ужасное испытание в вере». Однако четкого выражения отношения к обновленческому расколу в этой грамоте высказано не было[104].
На заседании обновленческого Высшего Церковного Совета от 8 августа 1923 г., постановившем переименовать его в Священный Синод, первым пунктом было решено: «Восстановить связь с заграничными Восточными Церквами. При этом высокопреосвященным митрополитом Евдокимом было отмечено, что 7 августа к нему на Троицкое подворье являлись с официальным приветствием представители Восточных Патриархов: Константинопольского – архимандрит Иаков и Александрийского – архимандрит Павел. Во время ответного визита архимандритом Иаковом было заявлено митрополиту Евдокиму, что о всех происшедших церковных переменах уже сообщено в благоприятном смысле Вселенскому Патриарху». Вслед за этим председатель обновленческого Синода митрополит Евдоким (Мещерский) отправил в Константинопольскую Патриархию письмо, в котором описал «непростительные ошибки» Патриарха Тихона и «созидательную работу» обновленцев. Заканчивалось письмо обещанием послать на Восток для доклада представителя от «Священного Синода» и заверением: «Мы – верные сыны Святой Православной Церкви и никогда ни за что не сменяем веры отцов наших, дедов и прадедов ни на какие другие новые веры и никогда не оторвемся от православного Востока»[105].
В этот период использовать авторитет Вселенского Патриарха для укрепления позиций обновленцев пытались и советские руководители. 18 сентября 1923 г. Антирелигиозная комиссия ЦК РКП(б) постановила: «Поручить т. Попову [председателю комиссии] переговорить с т. Чичериным о положении Мелетия и Константинопольского Синода и в зависимости от этого решить вопрос о возврате их представителям находящегося в Москве дома»[106].
Хотя Патриарх Мелетий на указанное письмо митрополита Евдокима не ответил, однако фактически поддержал обновленцев. 22 октября 1926 г. в приветственном послании Патриарху Мелетию (Метаксакису), занявшему тогда Александрийский престол, члены обновленческого Синода отмечали: «Священный Синод с сердечной признательностью вспоминает о той моральной поддержке, которая была оказана Вашим Блаженством, в бытность Вашего Блаженства Константинопольским Патриархом, Священному Синоду вступлением в каноническое общение с ним как единственно законным органом Русской Православной Церкви»[107].
Как уже говорилось, с 10 мая по 8 июня 1923 г. в Константинополе под председательством Патриарха Мелетия и по его инициативе прошло совещание (так называемый Всеправославный конгресс), первоначально именуемый комиссией или комитетом Православных Церквей. Важнейшим мотивом подготовки конгресса стало стремление Константинопольской Патриархии форсировать сближение с Англиканской Церковью в условиях завершившейся греко-турецкой войны 1919–1922 гг. и подготовки к подписанию Лозаннского мирного договора. Развитие православно-англиканского диалога воспринималось греческой стороной как средство привлечения политической поддержки Великобритании в ходе послевоенного переустройства и утверждения греко-турецкой границы[108]. В то же время Патриарх Мелетий предпринял усилия по реализации экуменических пожеланий, высказанных в окружном послании «К Церквам христианским, во всем мире обретающимся», опубликованном в январе 1920 г. Священным Синодом Константинопольского Патриархата.
3 февраля 1923 г. Патриарх Мелетий опубликовал послание № 872/467 «К благословенным и честным Предстоятелям Святых Православных Церквей Александрии, Антиохии, Иерусалима, Сербии, Кипра, Эллады и Румынии», в котором уделил особое внимание необходимости приведения церковного времяисчисления в соответствие с григорианским календарем, принятым в европейских странах и Америке. Необходимость проведения реформирования православного календаря объяснялась также важностью достижения всехристианского единства в совершении празднований Рождества Христова и Воскресения Христова. Для обсуждения имеющихся вопросов Патриарх предлагал организовать в Константинополе после пасхальных праздников работу комитета (или комиссии), в котором бы приняли участие один или два представителя указанных в послании Православных Церквей.
Однако конгресс открылся в составе всего 9 членов: 4 архиереев, 2 архимандритов и 3 мирян, представлявших Константинопольскую (3 человека), Кипрскую (1), Элладскую (1), Румынскую (2) и Сербскую Церкви (2 человека)[109]. Полномочными представителями Константинопольского Патриархата выступили митрополит Кизический Каллиник, профессор Богословской школы на острове Халки В. Антониадис и генеральный секретарь Патриархии архимандрит Герман; представителями Сербской Православной Церкви являлись митрополит Черногорский и Приморский Гавриил (Дожич) и автор новоюлианского календаря профессор Белградского университета М. Миланкович; представителями Румынской Православной Церкви были профессор Центральной семинарии в Бухаресте архимандрит Юлий (Скрибан) и сенатор П. Дрангич; представителем Элладской Православной Церкви выступил митрополит Диррахийский Иаков. Полномочия представителя Кипрской Православной Церкви были делегированы иерарху Константинопольского Патриархата митрополиту Никейскому Василию (Георгадису). Остальные Поместные Православные Церкви, прежде всего Антиохийский, Иерусалимский и Александрийский Патриархаты, решили в совещании не участвовать. В работе собрания участвовали член Русского Архиерейского Синода за границей архиепископ Кишиневский Анастасий (Грибановский) и архиепископ Алеутский и Северо-Американский Александр (Немоловский), не имевшие полномочий представлять Московский Патриархат. В официальных документах конгресса они позиционируются как иерархи Русской Православной Церкви, приглашенные со стороны Константинопольской Церкви[110]. На некоторых заседаниях также присутствовали англикане: епископ Чарльз Гор и протопресвитер Бэкстон.
Описание торжественного открытия 10 мая 1923 г. работы Комитета Православных Церквей нашло отражение на страницах журнала «Церковная жизнь»[111]. В тот же день началось первое заседание конгресса. Внимание его участников сразу же было обращено к вопросу реформы церковного календаря. На втором заседании 11 мая было принято решение об образовании трех комиссий, ориентированных на изучение догматико-канонического, математико-астрономического и практического аспектов календарной реформы. В состав третьей комиссии вошли русские архиепископы Анастасий и Александр. В тот же день Патриарх Мелетий озвучил перечень вопросов, которые, по его мнению, требовали осмысления и решения на всеправославном уровне. В частности, предлагалось рассмотреть: 1) возможность переноса празднований памяти святых с будних дней на ближайшие воскресенья; 2) препятствия к заключению брака; 3) допустимость женатого епископата, второго брака для вдовых клириков и вступления в брак после рукоположения; 4) допустимость сокращения и упрощения богослужений; 5) упорядочение практики поста; 6) периодичность созыва Всеправославных Соборов. По инициативе митрополита Черногорского Гавриила на повестку Комитета Православных Церквей были вынесены вопросы: 1) основания к расторжению брака; 2) условия смешанных браков; 3) канонический возраст рукоположения во все степени священства; 4) возможность присоединения к православию римо-католических клириков на условиях сохранения за ними священного сана и дозволения им вступать в брак; 5) внешний вид и одежда клириков[112].
Во время проведения второго заседания архиепископ Анастасий (Грибановский) обратился к собравшимся со словом, в котором рассказал о состоявшемся в Москве обновленческом «Втором Поместном Всероссийском Соборе», участники которого характеризовались им как лица, «действующие в полном согласии с советскими властями». Сообщив о неканоничном решении обновленческого Собора относительно извержения из сана Святейшего Патриарха Тихона, архиепископ Анастасий назвал Предстоятеля Русской Церкви символом христианского мужества и храбрости в отражении сил ада, направленных против Церкви Христовой. По мнению архиепископа, Всеправославное собрание выполнит свой долг только в том случае, если проявит решительность в оценке московских событий. Призывая участников конгресса не оставаться равнодушными к судьбе Патриарха Тихона, владыка Анастасий предложил отвергнуть решения обновленческого Собора и как можно скорее опубликовать от лица Комитета Православных Церквей официальное заявление с выражением поддержки Патриарху Тихону.
В ответ на обращение архиепископа Анастасия Патриарх Мелетий заявил о том, что серьезность озвученной проблемы не позволяет проявлять спешку в принятии соответствующего заявления. По его мнению, необходимо было не только осудить произошедшее в Москве, но и добиться ощутимых практических результатов, для чего необходимо обладание полнотой информации. Выразив надежду на получение необходимых сведений от представителя Константинопольского Патриархата в Москве, Патриарх Мелетий предложил перенести сроки принятия резолюции по ситуации в Русской Церкви. Участники конгресса выразили свое согласие с этой позицией[113].
Главное внимание на совещании уделялось календарной реформе. В результате дискуссии было решено рекомендовать временно принять «новоюлианский» календарь профессора М. Миланковича (неподвижные церковные праздники отмечались по григорианскому календарю, а праздники Пасхального цикла – по юлианскому). На пятом заседании 23 мая выступил бывший епископ Оксфордский Чарльз Гор, отметивший значимость календарной реформы в процессе сближения между Англиканской и Православной Церквами. В свою очередь Патриарх Мелетий констатировал готовность православной стороны к принятию нового календаря и просил епископа Чарльза уведомить об этом архиепископа Кентерберийского.
Владыка Анастасий выступил в качестве руководителя оппозиции против предложенных Константинопольским Патриархом радикальных реформ: кроме изменения календаря на совещании рассматривались вопросы о второбрачии священников, женатом епископате, отказе от подвижного круга церковных праздников, седмичного распорядка дней, сокращении богослужения, ослаблении постов, разрешении клирикам ходить в мирской одежде, стричь волосы и брить бороды и т. д. Обсуждался также вопрос о возможности объединения с Англиканской Церковью. В результате выступлений архиепископа Анастасия от проведения значительной части намеченных преобразований отказались[114].
На первом же заседании, 10 мая, владыка Анастасий заявил, что не имеет «определенных инструкций по календарному вопросу от русских карловацких иерархов». На четвертом заседании, после завершения выступления Константинопольского Патриарха, архиепископ Анастасий указал на возможные негативные последствия, которые породит календарная реформа. Изменение системы времяисчисления приведет к соблазнам в Поместных Церквах, считал архиепископ, но в наибольшей степени эта проблема затронет Иерусалимскую Православную Церковь, которую русский православный народ привык воспринимать как защитницу и хранительницу православных традиций. В этом случае владыка Анастасий подразумевал возможные смущения православных паломников, увязывавших схождение Благодатного огня на Гробе Господнем с исчислением дня празднования Пасхи по юлианскому календарю. Архиепископ также отметил возможные совпадения дней празднования христианской и иудейской Пасхи в случае перевода Пасхалии на новый календарный стиль[115].
Когда на шестом заседании обсуждался вопрос второбрачия духовенства, вопреки мнению большинства участников заседания, архиепископ Анастасий выступил с заявлением о том, что допущение второбрачия для священнослужителей может рассматриваться как нарушение канонического порядка. Архиепископ сообщил о том, что данный вопрос рассматривался на Предсоборном Присутствии 1906 г. и на Всероссийском Поместном Соборе 1917–1918 гг., где после состоявшихся обсуждений решение о второбрачии клириков так и не было принято. По словам владыки, основанием к тому стала убедительная позиция известного православного канониста епископа Далматинско-Истрийского Никодима (Милаша). Архиепископ Александр (Немоловский) заявил о своем полном согласии со словами владыки Анастасия, отражавшими общую позицию Русской Православной Церкви[116].