Ёж Люсьен в городе странных людей

22
18
20
22
24
26
28
30

– Кушать захотелось.

Даша мигом оживилась, сама не осознавая, отчего: то ли от торжества мнимой победы, то ли от окончания томительного состязания.

– Кушать? Что тебе принести? Кашу?

– Чего-нибудь сладенького сейчас, – мечтательно проговорил Люсьен, подняв мордочку вверх.

– Знаешь, у нас ведь мороженое есть. А я про него и забыла. Будешь?

– Замороженное? – не поняв, переспросил ёж.

– Да нет, мороженое!

– А, мороженое… – произнес медленно Люсьен и с интересом покосился на Дашу: – А что это такое?

– Тебе понравится, я сейчас, – без лишних слов пообещала девочка и торопливо вышла.

Ёж недолго оставался в одиночестве. События последнего сна тревожили, а бесчисленные тщетные попытки найти разгадку вовсе извели. Он обязан все рассказать Артёму. Коли Даша не хочет к нему идти, придется отправиться без нее. Люсьен погладил лапкой кепку, слегка улыбнулся – обладание интересной вещицей облегчало его тоску по кебо – и вспыхнул. Через секунду не осталось и следа его присутствия.

Пребывание в обезлюдевшем обиталище, коим Артём начал считать свою комнату, было во стократ невыносимей утра в школе, а мысль, что ежу известно о его позорном проступке (сестра ведь наверняка все рассказала) разъедала изнутри как известь рану. «Лучше бы мы вообще на Озеро не ходили, прогулялись вместо этого в зоопарк, например. Пусть и Люсьена не встретили бы, зато сейчас не было б так гадко на сердце. И носки любимые, заказанные в интернете, были бы на ногах!»

С другой стороны, поход в зоопарк тоже веселья не сулил. Тёмка вспомнил февральский день, когда они посещали его всем классом. Само здание изнутри напоминало свинарник, животные были худющие и вялые. Холод, никто из школьников даже куртку не снимал. Запах незабываемый, особенно в помещении с обезьянками. Должно быть, за зверьками вообще не смотрели и не убирали.

После экскурсии одноклассники расходились в молчаливой грусти; некоторые – со слезами на глазах. Потому Тёма радовался, когда через месяц Димка рассказал ему, что кто-то похитил макак и хамелеона. «Нашелся, – говорил друг, – кто-то не только добрый, но и смелый, кто не побоялся спасти бедных зверюшек». Следующими исчезли пингвины с пандой. Вычислить злоумышленника полиции не удалось. Похищения продолжались. Иногда про них упоминалось в городских новостях. Сейчас же в зоотюрьме вообще смотреть не на кого – осталась, кажется, одна росомаха. И то, вероятно, ненадолго. Но лучше посмотреть на нее, чем гореть от досады!

Сидя на полу, Тёмка дрожащими руками лепил пластилиновое чудище с огромными, достающими до лап клыками. Соленые капли одна за другой обрушивались на голову монстра. Взгляд Артёма упал на замусоленные майку и шорты, и он возненавидел себя еще сильнее. Шмыгнул носом, поднялся, достал из комода мятые, но чистые рубашку и бриджи. При переодевании Тёме пришло на ум, что он должен объясниться перед ежом. Люсьен мудрый и сможет понять, насколько он раскаивается.

После сих рассуждений мальчик поуспокоился. Утер глаза ладошкой. Вот сестра уйдет куда-нибудь, тогда он к волшебнику и сходит.

Пододвинувшись к двери, прислонился к ней ухом. Вскоре уловил материно пение. От удивления брови его поднялись: раньше мама никогда не пела, лишь ныла, стонала и жаловалась. Брякнула дверная защелка, напевающая мама прошлепала к лестнице. Тёма выглянул. Мама в халате со шторой в руках спустилась и проследовала в ванную комнату. Артём осторожно прикрыл дверь.

Примерно через пару минут снизу послышался шелест и размеренный перестук. На этот раз высовываться Тёмка не стал: само собой, это опять мать шумит, а он же не ее выжидает. Скоро шлепанье тапок по полу возвестило о выходе матери из ванной. Лязгнула открывающаяся входная дверь, спустя полминуты она захлопнулась. Шлепанье сменили хлопки кухонных ящиков. Затем с улицы просочился рьяный обмен любезностями между женским голосом и двумя мужскими. Спор продлилась недолго. Под конец все осыпали друг друга отменной бранью и замолкли. Потом какой-то кот истошно заорал. Тёмка начал волноваться, что за другими звуками он не расслышит, когда уйдет Дашка. Но после кошачьего рева чудесным образом все стихло.

В тишине на Артёма опять накатили переживания. Сидеть он устал, лег пластом возле двери, подслушивал, утирал слезы, подслушивал, утирал, и вновь подслушивал. Когда окончательно разуверился, что сестра выйдет, дверь в конце коридора скрипнула, открываясь, и сразу же щелкнула, возвратившись на место. Семенящими шажочками Дашка пронеслась по коридору, на секунду замерла возле его комнаты – тут он услыхал, как она что-то буркнула, – и потопала по лестнице. Артём поднялся, не отнимая уха от двери.

Снизу донесся мамин выкрик «Ах ты!», сестра заторопилась спуститься и начала с матерью о чем-то переговариваться. Слов Артём не разобрал, но понял: обратно она не спешит. Значит, самое время.

Глубоко вздохнув, запихал пластилиновое чудище в карман, вздумав захватить его с собой на всякий случай, и оцепенел, едва успев взяться за дверную ручку: внезапно позади него что-то затрещало, как поленья в костре. В груди все будто окаменело. Он медленно повернулся.