Тут и дураку ясно, зачем ей понадобился мой папа.
– Не знаю – жму я плечами, а у самого коленки от страха подгибаются, вдруг сейчас с папой встретится.
Всю четверть мне везло. И как-то по-хитрому у меня получалось, вроде бы я никому явно не врал, но и правды не говорил.
И надеялся я так еще пару лет продержаться, а потом все пропало!
Папа за мной в класс зашел, нам с ним надо было в поликлинику с уроков отпроситься. Главное, я об этом визите заранее знал, но почему-то не насторожился.
Только когда папа в дверном проеме нашего класса нарисовался, в голове у меня мгновенно все прояснилась, и я сразу понял что настали мне кранты, правда не знал, как эти кранты будут выглядеть.
На лице моем еще играла радостная улыбка, но внутри меня все вопило: – Оееей! Чего сейчас будет!!
Учительница меня из класса попросила, а папа с нею на беседу остался. Взял я свой портфель, тяжело вздохнул и поплелся понуро в коридор.
До этого у меня было такое хорошее настроение, а теперь как будто над школой небо потемнело. Зависла надо мною под потолком коридора черная, пречерная туча, и я был на сто процентов уверен, что не за горами молнии, слезы и гром.
Ребята на переменке бегают, орут, ногами пинаются. Им хорошо – весело…., а мне бедному…. нет! Стою, нос печально опустив, себя жалею:
– Спрятаться, что ли куда-нибудь или придумать, как оправдаться, и ой-е-е-ей как мне сейчас достанется!
Как меня накажут, я понятное дело не знал, но уши и задница у меня уже зачесались.
Тут дверь класса открылась, и я замер и съежился как мышь.
Стою весь потный от раскаяния и страха и слышу откуда-то сверху.
– Почему ты про двойки мне не сказал? – спрашивает меня папа.
А я глаза в пол устремил, стою и молчу. Попробуй тут объясни! Я и сам точно не знаю, почему я папе не сказал, он вроде из-за двоек не ругается!
– Я тебя не собираюсь за двойки ругать, а просто спрашиваю – говорит папа, – ты, что мамы боишься?
Я горестно киваю головой, стараясь скрыть капающие с носа слезы, и украдкой, неуверенно кошусь на папу, – вроде бы у него вид совсем не злой.
– Папа – тихо говорю я, поднимая к нему влажные глаза – я больше так не буду.
– Чего не будешь?