Вот он родименький! Рядышком! Радостный и ничего не подозревающий! Уже освободившийся от волчьего костюма! В штанишках и без тапочек!
А вон и шкурка плюшевая лежит, на солнышке сушится!
Мы застали разбойника за занятием, ярко указывающим на его ближайшие планы.
Находящаяся в глубоком обмороке курица вяло шевелила своими связанными лапками, не подозревая о своей печальной участи, а похититель кур – солидный дядька лет пятидесяти стоя на коленках, раздувал под котелком костер.
Рядом, на расстеленной газете лежал пакетик лаврушки, баночка с солью, горошины черного перца и прочие ингредиенты для приготовления наваристого куриного бульона.
– Руки вверх! – неожиданно ткнул его пальцем в спину подкравшийся Джамбул, и похититель, издав сдавленный вопль, тут же поднял руки. Затем, театрально схватившись за горло и закатив глаза, он свалился замертво на зеленую травку.
– Чего это он!?? – ошеломленно оглянулся мой друг.
– Воры, они все нервные! – подумав, предположил я, – Вон, давеча дед Федор тоже откинулся.
– Давай его свяжем, пока он в этом самом обмороке, – почесав макушку предложил Джамбул.
– Давай, – согласился я, и мы быстренько обмотали пленника найденной тут же веревкой.
Что бы он ее, не дай бог, не перегрыз мы, посовещавшись, надели ему на голову авоську, зацепив ее ушками за торчащие на дереве сучки.
– Ну вот, так оно спокойнее, – с облегчением выдохнул Джамбул, – теперь можно заняться делом.
И сорвав травинку, он принялся щекотать похитителю ноздри.
Вскоре раздался рычащий чих, и на нас с ели посыпались шишки.
– Небо в клеточку! Что с моими глазами! Где я!? – завопил, вращая глазами очнувшийся похититель.
– Успокойтесь! Пока вы еще не в тюрьме! – начал его утешать мой приятель.
– Прекратите хулиганить, …..дети… – скосив глаза в мою сторону строго сказал злоумышленник и стал грызть авоську.
– Не смейте грызть авоську, она у меня последняя!!! – предупредил его Джамбул.
– Мне наплевать, что она у тебя последняя! Хулиган! Вредитель! – раздраженно огрызнулся тот, но авоську грызть перестал.
Пошевелив руками и ногами и напрягшись, он понял, что самостоятельно не освободится, и сердито надулся.