Наследная ведунка

— Я лучше тебя подушкой придушу, — пригрозила я, возвращаясь к Вису, и сурово нависла над ним, приподнимая отвар. — Пей давай.

— А что мне за это будет? — он пытался улыбаться ехидно и обворожительно, как привык, но на бледном лице гримаса выглядела предсмертной маской.

— Спроси лучше, чего не будет. Тумаков, например, не будет. И вот сюда, — тычок в потемневшую от спёкшейся крови повязку, — давить не буду.

— А-а-а-брл… — в распахнувшийся рот снова потекло зелье. Вис с усилием проглотил (о да, бельчонок, знаю, что невкусно! Я старалась!) и капризно сморщился: — А поцеловать?

Я чмокнула два собственных пальца и приложила к его виску. Издевательски похвалила:

— Умничка, маленький. Не будешь плакать, — спою тебе про котёнка.

— Тёплого и пушистого? — требовательно уточнил Вис.

— Царапучего и прожорливого. Спи давай!

Время капало, как вода с крыши, — часто, едва чутно и неотвратимо. Я всегда слышала, как течёт время. Как жизни рождаются высоко в небе, как стремятся вниз, не понимая, летят они или падают. Как с разбегу, полные надежды, ударяются о землю и смешиваются с грязью. Моя жизнь когда-то оборвалась так же. Моя смертная жизнь.

Для кого-то вечная молодость стала бы бесценным даром. Бабуленька провела множество веков в этом мире, прежде чем наступила моя очередь. И у неё это хорошо получалось. Лучше бы это и дальше была она. Лучше бы она осталась вечно молодой ведункой, а очередной её доверчивый потомок постарел и сгнил в земле. Лучше, чем обречённо наблюдать, как капают чужие жизни.

Дыхание Виса было частым и едва слышным. Но ровным, без надрыва и хлюпанья крови в лёгких. Не все дождинки падают в грязь. Некоторым везёт угодить в реку.

На столе догорела свеча, и огонёк то вспыхивал в последнем усилии, то гас, оставляя после себя тонкую дымную ленту. На лавке, привалившись друг к другу, храпели Мелкий и Морис. Кровать в доме имелась всего одна, а гостей я не любила, так что положить их всё равно было негде. Но не ушли, остались сторожить. Вдруг гадкая ведьма сварит да сожрёт их рыжего приятеля?

Опустевшая чашка от отвара то приподнималась, то опускалась в такт дыханию бельчонка. Я устала и набегалась за день, сил убрать её не нашлось. Так и поставила Вису на грудь.

Темнота прятала одеяло и казалось, что силуэт кружки парит в воздухе, двигаясь по собственной воле.

По собственной воле.

Я опустила взгляд на ладони, но, конечно же, не разглядела бы на них неведомых рисунков, даже если бы они там были — ночь надела на руки чёрные перчатки. Сощурилась на сосуд, мысленно приказывая: «иди сюда!»

Кружка дрогнула и опустилась вниз вместе с грудью больного.

«Ко мне!»

Приподнялась на вдохе.

«Повинуйся!»