Королевская Академия Магии. Третий факультет

22
18
20
22
24
26
28
30

— Или вы молчите или всю ночь сохнете на прикроватной тумбе, — процедила я, усилием воли и магии сгоняя со щек румянец.

— А это будет до, после, или во время «кое-чего другого»? Ради хорошего зрелища я готов поступиться гладкой кожицей, — пропищал Развратник.

— У тебя должна быть очень крепкая нервная система, — хмыкнул Император, — и огромная коллекция нелепых и позорных историй.

— О да, — мрачно произнесла я, — последнего хотелось бы поменьше.

— Следуй за мной, соратница.

И пусть я получила, почти получила, то, что хотела… В последнем слове сарказма могло бы быть и поменьше!

Приноровиться к шагу Императора было сложно. Он несся вперед размашисто и, одновременно, величественно. Хотя нет, не величественно, а… Уверенно? Как бы, никто бы не рискнул даже подумать, что он куда-то торопится и…

— И ты хотела, чтобы мои гвардейцы тебя попробовали, а сама за мной угнаться не можешь? — он обернулся на меня и ехидно вскинул бровь.

— Чё?! Да эт прямое оскб…

Стиснув питомцев в руке, я коротко и кротко выдохнула:

— Всего лишь не смею опережать вас, мой Император.

На самом деле мне действительно было тяжело. Четыре часа на морозе, пусть и не самом лютом, да стоя на коленях… Я бы посмотрела, как бы он сам побегал!

«Императоры не стоят на коленях на морозе», пришла ко мне крайне грустная мысль. И я даже немного опечалилась, что мне никогда не увидеть такого зрелища.

— Вот как? А ты смелая, хоть и не слишком, — тут он хитро усмехнулся, — продуманная.

— Это часть моей натуры, — прищурилась я.

К нам, со стороны входа в замок, бросился какой-то оборотень. Но Император отправил его прочь одним жестом, после чего пристально посмотрел на меня и серьезно спросил:

— Почему ты не заморочила мужа? Искал бы он тебя, с твоим-то даром, по всей постели всю оставшуюся жизнь.

Сказав это, Император вновь начал движение. И ответить мне удалось лишь когда мы вошли в замок. От ощущения тепла меня немного разморило и я ответила предельно честно:

— Сил не хватит. Мой предел — двенадцать часов непрерывного скрыта.

— Мы считали, — поддакнула Скромница.