Мне приятно, что вчера Вы спросили, опубликую ли я мои письма к вам. Или Вы думаете, что у писем, продиктованных сердцем, бывают черновики? Если бы эти письма были плодом ума или я писал их для публики, то бумага пылала бы, я бы сочинял красивые фразы, избитые или столь вычурные от избытка чувств, о
Придам даже грубый тон моим письмам и скажу Вам по поводу вашей сдержанности, лишающей меня прикосновения к Вашей руке, колену и прочих маленьких невинных милостей, вроде попыток взять Вас под руку или коснуться Вашего плеча, что я предпочитаю торговцев оптом, а не в розницу. Я бы простил Вам отказ от розницы, если бы Вы согласились на другое.
«Что знаем мы?», как я всегда говорю. Быть может, Вы любите меня больше, чем Вам кажется.
Как я добр! Я слишком милосерден. Я забыл побранить Вас за то, что Вы хотели помешать мне вчера проводить Вас. Похоже, то было мне в угоду. Вы не только не умеете быть нежной, но и не хотите, чтобы другой выказывал нежность, и не замечаете, если, несмотря на это, Вас ею окружают.
Катиш должна внести в свои выписки об угодничестве герцога д’Антена[454] то, каким оно было: «Спиленные деревья», «свист» и т. п., а не то, что говорится у Франшвиля[455].
Мой 19‐й том[456] расскажет ей историю за 170 лет, при том, что о последних годах никто не писал.
Вот письмо щелкунчика. А вот другое, которое намарала Кристина и которое сильно рассердило бы маленького великого человека[457], будь оно напечатано. Каждую минуту я ловлю себя на том, что почитаю Вас. Решайте сами, когда Вы придете, но я отправлюсь на охоту и обедать буду в пять часов, я смогу Вас увидеть только с половины одиннадцатого до полудня.
Известно ли Вам, что весь вчерашний день я был у Вас всего лишь полторы минуты? Трепещите. Исправляйтесь, моя княгиня. Иначе я расскажу о Вашей холодности всему свету. И помешаю любить Вас.
Принц де Линь Е. Ф. Долгорукой [осень 1805 г.][458]
Хочу взять Вас измором или заставить сдаться из чувства благодарности. Курфюрстина[459] поручила мне пригласить Вас на ужин и сопроводить на прогулку, со всей решительностью. В особенности не пропустите ужина. Что до прогулки, то доколе я у Вас не под прицелом, она мне безразлична. Не отказывайтесь побаловать Ваш желудок. Довольно того, что Вы не балуете кое-что другое.
Бедняжка, Вы отказываетесь от меня! Меня поддерживает мое собственное желание. Со мной происходит противоположное тому, о чем сказано в сонете «Мизантропа», и мне «надежду дарит безнадежность»[460].
Вы не представляете, какой восхитительной делала Вас вчера вечером Ваша столь милая, столь мягкая, столь простая манера держаться. Я никогда Вас так не любил. Попробуйте только завлечь этой зимой кого-нибудь другого. О! как я Вас возненавижу!
Золото течет к Вам без всяких с Вашей стороны затрат. Вы меня этим бесите, но я покамест безумно влюблен.
[Принц де Линь Е. Ф. Долгорукой, на отдельном листке][461]
Сия записка предназначена также для архивов Киферы, но не для разделов, посвященных любви или благодарности. А для раздела, посвященного упрекам.
Я не собираюсь ехать в Айзенберг с тремя камердинерами, потому скажите мне, прошу Вас, предполагаете ли Вы по дороге сесть в коляску господина Уинна.
Мне было жаль видеть вчера, как господин Кинар[462] выбрал неподходящее место возле трех малышек, проявив так мало любезности и так худо понимая свои обязанности.
Это должно отвратить от поездки в Англию или с англичанами. Если нынче сие не возобновится, то я найду мою княгиню столь же прекрасной и достойной любви, как обычно.
Принц де Линь Е. Ф. Долгорукой [осень 1805 г.][463]
Если не добился женщины в течение трех недель, то не добьешься никогда. Если тебя больше не опьяняет надежда — на наслаждение или благодарность, то в письмах совсем мало души, а ума и подавно не видать.