Халим. В плену у шейха

22
18
20
22
24
26
28
30

– Нет! Не пойду! Нет! – ору, цепляясь за перила, и это мне совсем не помогает, потому что теперь взгляды развлекающихся здесь мужчин прикованы ко мне.

– Пошла! – рявкает на меня Захид и толкает в спину так, что я едва с ног не валюсь. Устоять помогает чья-то рука, поймавшая меня за талию, и это не Захид…

Я медленно поднимаю глаза на того, кто продолжает меня удерживать, и столбенею, не в силах оттолкнуть или произнести хотя бы слово.

ГЛАВА 44

Мужской запах заставляет меня вздрогнуть. Чужой запах. Не такой мерзкий, каким воняет Захид, но чужой. Совершенно не нравится мне. Как и то… То, что у него с лицом.

– О, Захид! Да я вовремя зашёл! У тебя красавицы появились? Неожиданно. Обычно страшные все, тощие. А эта хороша, – я, наконец, выхожу из ступора и отскакиваю от мужчины, словно от огня, на что он скалится, как голодный, плешивый шакал.

Мерзкий. Ужасно уродлив. Один глаз его отсутствует, а вместо него изувеченная, испещрённая рваными шрамами по краям чёрная дыра. Он даже не пытается скрыть свой дефект, и ужас в моих глазах ему, судя по всему, доставляет удовольствие. Мужчина коренаст и невысок, лысоват. Но меня пугает не столько его внешний вид, столько то, как он смотрит на глубокий вырез платья, едва скрывающего моё тело. Грудь торчит вульгарно, почти открывая взорам окружающих соски, промежность продувает сквозняком, и я нахожу взглядом дверь. Там улица, там свобода. Но как добраться до неё?

– Господин Макбул! Рад твоему приходу! – тут же склоняется в поклоне Захид, приветствуя гостя. Судя по всему, клиента. Богатого клиента, потому что маленькие, сальные глазки сутенёра тут же загораются азартом.

А одноглазый с меня взгляда не сводит. Рассматривает, словно раздумывает сожрать, но пока не решил, с какой части тела начнёт.

– Да… Я тут девочку себе ищу. Славянку. Вспомнил, что ты собирался новую партию привезти. Прежняя не выдержала, – ухмыляется кривыми, острыми, будто у какого-нибудь упыря, зубами.

Я столбенею от ужаса, понимая, что Захид не на прогулку меня вывел. И вполне возможно, сейчас подложит под этого урода. И да, понемногу доходит смысл сказанного одноглазым. Прежняя не выдержала… Не знаю, кто это… Прежняя. Но мне уже жаль её. Себя, правда, больше.

Пытаюсь пятиться назад, но Захид ловко хватает меня за локоть и возвращает на прежнее место.

– Хочешь эту, господин Макбул? Она строптивая, как ты любишь. И свежая ещё. Недавно купил её.

Свежая? Это он обо мне?! Как о куске ветчины?!

Макбул едва не стонет от удовольствия. Продолжает скалиться и тянет ко мне руку. Его единственный глаз смотрит на меня с похотью и вожделением, словно никогда раньше не видел женщину. Да у этого чудовища на лбу написано, что он извращенец! Мерзкий, отвратительный, жирный! Не знаю, за что его лишили глаза, но он явно заслужил.

Я дёргаюсь, пытаясь избежать прикосновения, но Захид заламывает мои руки за спину, слегка подталкивает к одноглазому, а тот, не стесняясь, щупает меня за грудь, как раз там, где тонкую, почти невесомую ткань натягивает сосок. Я кривлюсь от отвращения, дёргаюсь в руках Захида.

– Отпусти меня! Ты пожалеешь! Вы все пожалеете! – знаю, что жалко выгляжу. И угрозы мои не менее ничтожны и пустячны. И мне так горько от этой беззащитности, что я мысленно кричу. Внешне всё ещё пытаюсь сохранить видимость хладнокровия, чтобы не бросать кость этим псам. Но мне страшно. Как же мне страшно!

– Ооо, ты знаешь арабский язык? – удивляется одноглазый. – Мне нравится эта женщина всё больше. Хочу её себе.

Захид расплывается в лизоблюдской, гаденькой ухмылочке.

– Можешь забрать её хоть сейчас. Только цену обсудим, – едва руки не потирает от удовольствия. Мразь проклятая! Скольких он так погубил? Скольких продал, как товар?!