Вышли за ворота. Обычно их улица малолюдна, но не теперь. Стояли кучками любопытствующие, больше женщины, конечно. Бесшумно подъехала прямо по тротуару чёрная машина соседа Кожевникова, потеснив зевак. Таисия Андреевна впихнула Наталью Алексеевну в заднюю дверь, обежала машину и села рядом с водителем.
– Молодец ты, Таська, что пешком не повела, – с одобрением сказал сосед. – Ишь, вороньё, слетелись как на падаль!
– Ну, не стоило, Валерий Андреевич… дошла бы и так… стыд глаза не выест, – бормотала Наталья Алексеевна.
– Да чего стыдиться, Наталья Алексеевна? Ещё ничего не известно, а они уже приговор подписывают!
Вот так они общались. Четверть века соседи, но она к ним только по имени-отчеству, и они к ней так же. С Кожевниковым они ровесники, жена его лет на восемь моложе, Таисия их всех старше. Между собой они Танька, Валерка и Таська. Но, конечно, они соседи с рождения, не привыкать же величаться.
В приёмном покое она увидела внука с воспалённым, красным как мясо лицом. Почему? Говорят, пьяный на солнце обгорел. Лежал в соснах за спортивным пляжем. Да не должен он быть пьяным! И дежурный врач, и полицейские ухмыляются. Наталья Алексеевна сдержанным тоном объясняет, что у внука на спирт аллергия, максимум, что он себе позволяет – это бокал красного вина. «Да вы понюхайте!» Да, от него невыносимо разит спиртом и какой-то химией. Но она продолжает настаивать, чтобы взяли кровь на алкоголь. И ещё на всякую химию. Её убеждают, что всё сделано в соответствии с состоянием внука, что были уже сегодня у них пациенты с отравлением некачественным алкоголем, но тут симптомы другие. А она настаивает, что тут не палёная водка, а какой-нибудь клофелин. Тут Лёня глаза открывает, и она трясёт его: «Лёня, что ты пил?» Он бормочет, что в него влили стакан, но он почти всё выплюнул себе на грудь под рубашку. Снова отключается. Она снимает с внука рубашку и требует, чтобы её забрали на анализ – пусть выяснят, что он пил!
Заходит мужик с чемоданчиком, пристраивает стул к кушетке, протирает Лёнины ладони, потом мажет пальцы и откатывает отпечатки на листе. Потом суёт Наталье Алексеевне пачку спиртовых салфеток. Она начинает оттирать краску с рук внука, но успевает заметить, что тип с чемоданчиком обменивается взглядами с Огородниковым. И этот молчаливый диалог связан с руками внука. Да, прав тот глазастый понятой, у Лёни кисти рук небольшие, ладони узкие, пальцы короткие. У него и ноги для мужика маленькие, тридцать девятый размер. Если честно, Наталья Алексеевна никогда не приглядывалась к внуку, он слишком похож на свою мать, а ей и вспоминать её неприятно. Но, кажется, эта похожесть сейчас обернулась спасением.
Лёнин костюм укладывают в пакеты, а его, оставшегося в одних плавках, перегружают на носилки и увозят в отделение. Ей идти за ними запрещает медсестра, но Наталья Алексеевна, прихватив зачем-то сандалеты внука, идёт вслед за носилками.
Разместили Лёню в коридоре неподалёку от туалета. Даже ширмой не огородили. Поставили капельницу. Стульев в коридоре нет, зато стоит у кровати тумбочка. На ней устраивается полицейский, надо думать, охранять будет. Наталья Алексеевна идёт на сестринский пост и просит что-нибудь от ожогов. Молоденькая сестричка покопалась в холодильнике и предложила болтушку. Обработав лицо внука, бабушка пристраивается у противоположной стены на подоконнике.
Здесь в коридоре – как у них на улице. Кто медленно проходит мимо, кто кучкуется неподалёку. Любопытствуют. К счастью, среди пациентов терапевтического отделения нет её знакомых, поэтому никто не лезет с разговорами. Только после ужина на дежурство заступает знакомая санитарка Анна Ивановна. Она утаскивает её в подсобку, где наливает чая и достаёт бутерброды:
– Ешь, я же знаю, что ты с обеда тут. Жуй, а я тебе буду рассказывать, что подслушала…
Анна Ивановна к китайским церемониям не приучена. Она тычет всем… ну, почти всем. Знаются они столько же, сколько и с соседями. Тогда она в больнице лежала, а Анька в хирургии работала. А сплетница она повъедливее Таисии Андреевны. Поэтому в сборе информации (подслушать, подсмотреть, выспросить) Анна Ивановна ас. Помнится, в застойные годы на курсах повышения квалификации от специалиста по теории управления Наталья Алексеевна услышала, что бабки, сидящие у подъезда, оперируют информацией, сопоставимой по объёму и сложностью связей с той, которую прокручивает в своём мозгу главный инженер немаленького завода. Насчёт Анны Ивановны это не вызывало сомнения. О ком из горожан не зашёл бы разговор, она всегда знала не только о его семье, но и о всех мимолётных связях, друзьях и недоброжелателях. Вот и сегодня, узнав о произошедшем, она, придя на дежурство, сразу внедрилась со шваброй в приёмный покой, подслушивая разговоры полицейских, переговоры их с медработниками и толклась до тех пор, пока не сочла, что всё существенное о преступлении вызнала.
Доклад разведчицы начался с фразы: «Покойница была шалавой». Наталья Алексеевна поперхнулась бутербродом. А Анна Ивановна продолжала излагать новости от свидетелей, от полиции и от медицины.
Свидетель был один: Тихоныч с противоположного конца их улицы. Утром он отправился в магазин «Арарат» за бутылкой и, возвращаясь домой, видел, как Лёня садился в машину Борьки Акименко, при этом в калитке стояла Галя. По именам он их, конечно, не назвал, но описал довольно точно: «Круглолицый малый, желтоватый блондин в светло-серой мятой пижаме (это он так обозвал немыслимой для старух стоимости льняной костюм)» и «Жирная накрашенная баба с чёрными волосами и сама вся в чёрном». Борька всё отрицал, приведя свидетелей, с которыми в Конь-Васильевку ездил на шашлыки, мамаша Борькина орала: «Кому вы верите, алкоголику старому!», а Сашка Огородников не выдержал и сказал: «И кому верить, старому алкоголику или молодому наркоману?». Адвокат, который Борьку с мамашей сопровождал, начал стращать, дескать, кто Борьку на учёт ставил, а значит, за поруганные честь и достоинство можно счёт выставить. Но Сашка отмахнулся, что Тихоныча тоже на учёт никто не ставил, так что баш на баш. «Все знают», – вскинулась Валька Акименко. «Вот и про Борьку все знают», – ухмыльнулся Сашка. Короче, дедовы показания они всерьёз не приняли, а зря. Он в лесничестве работал, охотится до сих пор. Глаз у него острый.
Какие-то Борька, Валька, даже полицейского в немаленьком чине Сашкой зовёт. Всех-то Анна Ивановна знает, а Наталье Алексеевне откуда их знать? Ну, как же, а опека-то доставала! Ну да, теперь она вспомнила эту противную бабу, что приходила после поисков Сашеньки.
От полицейских было подслушано главное. Убийца всё же уходил через забор Золотухиных, и партизанка, как ни странно, его проморгала. На влажной земле обнаружился мужской след, а в их доме живут одни бабы. Причём след сорок второго размера, никак не Лёнин. Руки опять же… говорили об этом уже? Ну вот, наше дело правое! И ещё телефон Галин. На нём за сегодня последними – несколько не отвеченных звонков от Натальи Алексеевны. Это ясно, что уже мёртвая она была. Но до этого дважды отвечала на звонок какой-то Уремовской старухи. Старуху опросили, но безрезультатно. На ней десятка полтора номеров значится. Она побирается у магазина, и к ней часто за паспортом покупатели телефонов обращаются.
А самые важные сведения – от медицины. Первое – о Гале. Ясно, что Анне Ивановне эта новость больше всего понравилась. Поэтому её подходы Наталья Алексеевна сразу перебила, вопросом: что-нибудь венерическое? А чего тут, ведь при ней мазок брали и о половых контактах расспрашивали. Ну да, маленький у неё домик, и молодая отказывала мужу в близости, боясь, что их услышат. Ну так вот, обрадовала Анна Ивановна бабушку, у Гали свежая инфекция, а Лёня чист. Но какая гадина, в медовый месяц изменять! И с кем бы? Только ведь приехали! Собеседница перебила, что теперь уж без разницы, да и о покойниках не принято злословить. Анна Ивановна с некоторым сожалением переключилась на следующую медицинскую новость, которая, в отличие от первой, Наталью Алексеевну потрясла: судя по концентрации лекарства в водке, выплюнутой Лёней за пазуху, его не усыпить хотели, а убить. Промилле у него в крови с такими нулями, что фактически он водку только лизнул… ну, грамм двадцать. А если бы всю стопку махнул, то не выжил бы. Он и с этой дозой только через несколько часов в сознание пришёл и посейчас с трудом дышит.
Когда старухи вышли из подсобки, полицейского в коридоре уже не было. А также заступила на дежурство другая медсестра, и, меняя флакон на капельнице и недружелюбно косясь на Наталью Алексеевну, спросила, на каком основании… но Анна Ивановна перебила её, мол, и с полицией, и с дежурным врачом согласовано.
Только когда медсестра с санитаркой ушли, доругиваясь, Наталья Алексеевна заметила, что внук лежит, отвернувшись к стене, как-то неловко вывернув руку с закреплённой иглой капельницы. Она присела на тумбочку и осторожно прикоснулась к плечу:
– Что тебе о Гале сказали?
ebooksa