– Я бы боролась за него, – запротестовала я.
Я бы действительно боролась.
Рид был моим лучшим другом.
Если бы он позвонил мне в четыре утра и сказал, что убил кого-то, я бы помогла ему рыть чертову могилу под стеной полицейского участка, если бы нужно было.
Нэш покачал головой, будто считал меня унылой и жалкой. Его уверенность наказывала меня, потому что означала, что он верит в свои слова, а когда Нэш верил, верила и я.
– Ты бы сражалась
– Что ты знаешь о любви? – выплюнула я, ненавидя эту разницу в наших взглядах.
Буду ли я говорить что-то подобное через десять лет? Пойму ли вообще подобные вещи? Он снял пиджак и бросил его на стол, остановившись лишь чтобы ослабить галстук.
– Достаточно знать, что ты никогда не любила Рида.
–
– Потому что я знаю, на что похожа любовь. Я видел, как мама и папа любят друг друга. У твоих родителей больше денег, чем у всех, кого я когда-либо встречал, но самые богатые люди, которых я знал, это мои родители. – Он сорвал галстук, расстегнул две пуговицы на рубашке и закатал рукава, остановившись как раз в тот момент, когда показался край татуировки «искупление». – Если я и скажу тебе нечто, что стоит запомнить, так это будет вот это. Любовь – самое дорогое, что у тебя когда-либо будет. Ты платишь за нее горем, слезами и частичкой своей души, но взамен получаешь счастье, воспоминания и
– Почему ты говоришь мне это?
– Слова имеют для тебя значение, и все же ты бросаешься ими, не понимая, что они значат.
«Да, но почему это имеет значение для тебя? Почему это так беспокоит тебя, что ты меня поправляешь? Почему, почему, почему? Я не понимаю тебя, Нэш Прескотт. Ты сам себя понимаешь?»
– Свирепая преданность заставила тебя считать, будто ты влюблена в Рида, – добавил он.
– Потому что ты так хорошо меня знаешь.
– Да. Давай прекратим это дерьмо и перестанем притворяться, что мы чужие друг другу. Ты никогда не принадлежала Риду, Тигренок. Он одомашнен. Ты – дикая. Приручить тебя было бы издевательством. Чем скорее ты это поймешь, тем скорее сможешь двигаться дальше.
Он сказал это так небрежно, так буднично, что я почти не осознала весомости его слов.
Почти.
Вот так Нэш видел меня, почему… мать его, почему мы всегда вцеплялись друг другу в горло?