Коварная ложь

22
18
20
22
24
26
28
30

Люблю тебя сильнее солнца

И свежих пирогов.

Люблю тебя сильней какашек.

Люблю, Тимми.

Поэтично.

Он даже смог правильно написать мое имя.

Казалось логичным, что все эти годы спустя беззвездная ночь заставила неметь мои пальцы, когда я решила выдать Риду самую свою главную тайну.

«Если хочешь встречаться с парнем, который не принадлежит твоему отцу, придется покинуть штат», – напомнила я себе, пробираясь из особняка отца в дом для прислуги.

Холодная зима Северной Каролины дразнила меня, пощипывая голые руки. Будто пытаясь сказать мне что-то. Может, даже остановить.

Я подняла телефон и перечитала сообщение Рида, дважды, чтобы убедиться.

«Я порвал с Бэзил. Окончательно на этот раз».

Надежда наполнила все тело нитями возбуждения и предвкушения, и я игнорировала ту часть меня, которая велела развернуться, чтобы сохранить нас, поскольку, как только я признаюсь ему в любви, дороги обратно не будет.

Мы уже никогда не будем просто друзьями. Либо он чувствует то же, и мы станем парой, либо нет, и тогда нечто неловкое и уродливое омрачит то, что останется от нашей дружбы.

«Не беспокойся, Эмери. Ты знаешь, что делаешь. Оно того стоит».

К тому же я никогда не боялась рисковать. Сначала делала, а потом разбиралась с последствиями. Только на этот раз я могла потерять очень многое. Тревога цепью сковывала ноги, замедляя их с каждым шагом.

«Меланхолия.

Лакуна.

Калон».

Я тихо бормотала слова, которые всегда заставляли меня чувствовать себя счастливой. Я выключила телефон, чтобы он не зазвонил в доме Рида. Поскольку у меня не было карманов, я опустила его в деревянный почтовый ящик Прескоттов, тот самый ящик, который Хэнк Прескотт сделал когда-то у нас с Ридом на глазах.

Хэнк позволил нам покрасить его. В итоге ящик стал ярко-синего цвета, с логотипом Дьюкского университета на половине Рида и черным, с увядшими бронзовыми розами – на моей. Бетти притворилась, будто ей нравится, тогда как Хэнк расхохотался, потрепал меня по голове и сказал, что я – «что-то с чем-то».