Я рос единственным ребенком в семье.
Представление о том, что нужно делиться, казалось простым потому, что я с ним не сталкивался. Меня никогда не просили поделиться чем-то. Разве что чипсами из почти пустой упаковки. Папа делал это, когда мама не видела. Или изредка меня просили делиться моей постелью. Мама делала это, когда папа работал допоздна, а потом храпел, как трактор. Незначительные жертвы, учитывая то, что мои родители усердно трудились, чтобы я был счастлив, а все остальное в жизни, казалось, принадлежало мне.
Пока не появился Рид.
Незапланированный ребенок, которого они не могли себе позволить.
Когда мне было одиннадцать, Риду исполнился год. И он занял мою спальню. Он столько плакал, что нарушил сон, а следовательно, и рабочее расписание отца. Мама переселила Рида из их спальни в мою, из-за чего диван в гостиной стал моим пристанищем. Древняя, подержанная вещь, стоявшая раньше в зоне ожидания китайского ресторана в конце квартала.
Когда мне было тринадцать, у Рида случился тяжелый случай крупа, и три дня он провел в больнице под наблюдением. Следующие пять лет на оплату этого счета шел каждый лишний доллар. В то Рождество папа научил меня играть в футбол полусдувшимся мячом, который он нашел где-то в доме, пока все остальные дети сидели дома, играя в свои новые видеоигры.
Когда мне было пятнадцать, какой-то засранец нарисовал на лбу у Рида член несмываемым маркером и стащил его сумку с ланчем. Впервые он прибежал ко мне за помощью, и я признал, что этот родительский подарок был не так уж плох, потому что я получил кого-то, кто смотрел на меня так, будто я был всемогущим волшебником, а не проблемой.
Когда мне было двадцать пять, Рид сказал мне, что после котильона я для него умер. Ма проплакала всю ночь, а на следующее утро вновь разрыдалась, когда поняла, что он не шутил.
Папа повернулся ко мне, положил мне на плечо мозолистую ладонь и сказал: «Жизнь причиняет боль, но быть братьями – это обязательство до конца ваших дней. Он поймет это». Я послушался папы и ждал этого, убежденный, что это лишь этап, потому что со дня рождения Рида я делал для него все, отдавал ему все что мог, любил его больше себя.
Семь лет спустя я все еще ждал.
На моем ноутбуке было открыто письмо, его слова едва ли поменяются в этой жизни, но я был бы не против профинансировать исследования для создания машины времени. Я бы вернулся и многое изменил, начиная с котильона. Я сказал Дурге, что не чувствую сожалений, но я солгал, зная, что иначе она вызовет меня на откровенность. Кто-то должен был сделать это.
Это то, чего вам не скажут люди, сидящие вокруг, курящие ганжу и цитирующие Ганди. Всегда есть одна ошибка, которая меняет всю твою жизнь. Если повезет – к лучшему.
Это чувство теперь поглощало меня, когда я читал письмо мамы и удивлялся, как кто-то, в ком текла та же кровь, что во мне, мог превратиться из морячка в костюмчике от «Вайнряд Вайнс» в заказывающего салат «Ницца», посещающего загородный клуб придурка-нувориша, окружившего себя людьми по имени Брок, Четт и Трипп с двумя «п».
Тема: Выходные на Четвертое июля
Привет, дорогой!
Надеялась тебе дозвониться, но ты не отвечаешь, а голосовая почта забита. Тебе действительно стоит подумать о том, чтобы нанять секретаря. Я собиралась сказать тебе это уже месяца четыре как.
ebooksa