Протокол допроса. Смерть командарма

22
18
20
22
24
26
28
30

– Думайте, что вы всего лишь орудие убийства, а не сам убийца. Впрочем. Так оно и есть на самом деле. Я ведь виноват не меньше вашего.

– Но вы так и не ответили на мой первый вопрос.

– Какой? – спросил Лавров.

– Что будет потом?

– Это ясно.

– Ясно? Вам ясно? А вот мне нет.

– Я сотрудник НКГБ, доктор. И после «работы» нас с вами ликвидируют.

– Ликвидируют? Что значит…

– После того как мы сделаем дело, нас уберут. Кстати я по спискам НКГБ уже мертвец. Меня списали еще в декабре 1943 года. И во второй раз чуда не произойдет. Нольман позаботился об этом. Я уверен.

– Но вы сами передали мне его приказ и обещание забыть все мои «грехи».

– Мне сам Нольман обещал тоже самое. Даже больше. Мне обещали свободу. А смерть это разве не свобода?

– Тогда зачем нам выполнять его приказ? Если мы с вами знаем, чем все кончится?

– А кто вам сказал, доктор, что я хочу его выполнять? Я просто смотрю на вашу реакцию. И если мы с вами мыслим одинаково, то, возможно, придумаем план, как переиграть Нольмана.

– Но времени на исполнение приказа у меня не так много. И решение нужно принимать уже сейчас.

– Вы прибыли в город в составе делегации профессора Вовси?

– Именно так. Профессора вызвали для усиления команды врачей, которая спасает Вахрушева. Дело в том, что у раненого 7 марта сняли гипс. Он причинял генералу много неудобств. Генерал довольно тучной комплекции. Но вздутие живота осложняет сердечную деятельность.

– И что? Я не медик, Иван Константинович.

– На 19 сутки состояние больного удовлетворительное. Так нам сказали. Ведь сам я генерала еще не видел.

– Значит все хорошо?

– Не совсем, – ответил Евдокимов. – Пульс у генерала 140 ударов в минуту и температура 38. Профессор Вовси предполагает, что от ранения идет общее отравление организма. Хотя по заключению профессора Шамова, который давно при генерале, состояние его улучшается. Но вы так и не сказали, что мы будем делать?