Отлив

22
18
20
22
24
26
28
30

Тут же на углу стола, как раз под лампой, сидел Хьюиш, а с наветренной стороны у него стояла бутылка шампанского.

– Это что такое? Откуда это взялось? – спросил капитан.

– Шампанское, из заднего трюма, если вам это интересно, – ответил Хьюиш, выпивая залпом кружку.

– Так не годится! – воскликнул Дэвис, и эта фраза, обнаружившая привычное благоговение торгового моряка перед святыней груза, прозвучала на украденном судне крайне нелепо. – Из таких фокусов никогда ничего путного не выходило.

– Каков младенец! – отозвался Хьюиш. – Послушать его, так подумаешь, будто у нас все по-честному! Ловко вы меня провели, а? Я должен торчать на палубе и стоять за рулем, пока вы тут оба сидите и жрете; мне привесили кличку, а вас я должен величать «сэр» да «мистер». Ну так слушайте меня, мистер командир: я буду пить шампанское, иначе дело не пойдет. Я вам говорю. Вы прекрасно знаете, что теперь у вас нет под боком военного корабля.

Дэвис был ошеломлен.

– Я бы отдал пятьдесят долларов, чтобы этого не случилось, – сказал он упавшим голосом.

– Но это уже случилось, – возразил Хьюиш. – Попробуйте, чертовски славное.

Рубикон был перейден без дальнейшей борьбы. Капитан наполнил кружку и выпил.

– Лучше бы это было пиво, – проговорил он со вздохом. – Но спору нет – штука настоящая, да и дешевка. А теперь, Хьюиш, выметайтесь и становитесь за штурвал.

Дрянной человечек одержал верх и пришел в хорошее настроение.

– Есть, сэр, – ответил он и вышел, предоставив остальным обедать.

– Гороховый суп! – воскликнул капитан. – Будь я проклят, если рассчитывал когда-нибудь опять есть гороховый суп!

Геррик сидел неподвижно, молча. Просто немыслимо было после всех этих месяцев безнадежной нужды вдыхать запах грубой корабельной пищи и не испытывать вожделения. Рот его наполнился слюной от желания попробовать шампанского. Однако равно немыслимо было присутствовать при сцене, разыгравшейся между Хьюишем и капитаном, и не осознать с внезапной остротой, в какую пропасть он упал. «Вор среди воров», – повторял он себе. Он не мог притронуться к супу. Если бы он пошевелился, то лишь затем, чтобы выбежать из-за стола, броситься за борт и пойти на дно честным человеком.

– Что с вами? – сказал капитан. – У вас неважный вид, дружище, выпейте капельку.

Шампанское пенилось и искрилось в кружке; его яркость, его веселое кипение приковали взгляд Геррика.

«Слишком поздно колебаться», – подумал он, рука его сама взялась за кружку, он пригубил, испытывая наслаждение и безудержное желание пить еще, осушил кружку до дна, и, когда поставил ее на стол, глаза его заблестели.

– Все-таки жизнь хороша! – воскликнул он. – Я и забыл, что такое жить. Да, даже ради такой жизни стоит жить. Вино, пища, сухая одежда – что ж, стоит и умереть, стоит отправиться на виселицу! Капитан, скажите-ка: почему все бедняки не становятся ворами?

– Перестаньте, – остановил его капитан.

– Должно быть, они невероятно порядочные люди, – продолжал Геррик. – Тут что-то выше моего понимания. Вспомните тюрьму! А что, если бы нас вдруг отослали сейчас обратно! – Он содрогнулся, словно в конвульсиях, и опустил лицо на сцепленные руки.