Отлив

22
18
20
22
24
26
28
30

Но капитан снова уставился на ноты.

– А примерно когда вы написали эту штуковину?

– Какое это имеет значение? – воскликнул Геррик. – Скажем, с полчаса назад.

– Господи помилуй, вот чудеса! – вскричал Дэвис. – Некоторые назвали бы это совпадением, но только не я. А я, – и он провел толстым пальцем по строчкам, – назову это Провидением.

– Вы сказали, что у нас есть шанс, – напомнил Геррик.

– Да, сэр! – произнес капитан, вдруг круто поворачиваясь лицом к собеседнику. – Я так сказал. Если вы такой человек, за какого я вас принимаю, значит, у нас есть шанс.

– Не знаю, за какого человека вы меня принимаете, – ответил тот. – Берите ниже – не ошибетесь.

– Дайте руку, мистер Геррик, – сказал капитан. – Я вас знаю. Вы – джентльмен и человек мужественный. Я не хотел говорить при этом лодыре, увидите почему. Но вам я сейчас все выложу. Я получил судно.

– Судно? – воскликнул Геррик. – Какое?

– Ту шхуну, которую мы видели утром в стороне от входа в гавань.

– Шхуна с карантинным флагом?

– Та самая посудина, – ответил Дэвис. – Это «Фараллона», сто шестьдесят тонн водоизмещением, идет из Фриско[18] в Сидней с калифорнийским шампанским. Капитан, помощник и один матрос померли от оспы, наверное, подхватили в Паумоту. Капитан с помощником были единственными белыми, вся команда – канаки. Для христианского порта, конечно, странный подбор. Остались трое матросов и повар. Как они плыли – не знают. Я, кстати, тоже не знаю, как они плыли. Должно быть, Уайзман пил беспробудно, если их занесло сюда. Во всяком случае, он помер, а канаки все равно что заблудились. Они шатались по океану, точно младенцы по лесу, и напоследок уперлись носом в Таити. Здешний консул взялся за это дело, предложил место капитана Уильямсу; Уильямс не болел оспой и отказался. А я тут и явился за почтовой бумагой. Мне показалось, будто что-то наклевывается, когда консул посоветовал мне заглянуть еще, но вам двоим я тогда ничего не стал говорить, чтобы потом не разочароваться. Консул предложил Мак-Нейлу – тот испугался оспы. Предложил корсиканцу Капирати и потом Леблу, или как его там, – не пожелали взяться, дрожат за свои драгоценные шкуры. Наконец, когда уже никого больше не осталось, он предлагает мне. «Браун, беретесь доставить шхуну в Сидней?» – спрашивает он. «Разрешите мне самому выбрать помощника и одного белого матроса, – говорю я, – не доверяю я что-то этой шайке канаков. Заплатите нам всем троим за два месяца вперед, чтобы выкупить из заклада нашу одежду и инструменты, и сегодня к вечеру я проверяю кладовые, пополняю запасы и завтра засветло выхожу в море!» Вот что я ему ответил. «Это меня устраивает, – говорит консул. – И можете считать, Браун, что вам чертовски повезло», – говорит он. И этак многозначительно на меня смотрит. Ну, да теперь это не имеет значения. Хьюиша я беру простым матросом, поселяю, само собой, на корму, а вас назначаю помощником за семьдесят пять долларов, и жалованье за два месяца вперед.

– Меня – помощником? Да какой же я моряк! – вскричал Геррик.

– Значит, придется научиться, – сказал капитан. – Вы что, воображаете, что я удеру, а вас оставлю тут помирать на мели? Не на того напали, дружище. Да и, кроме того, вы справитесь, я ходил с помощниками и похуже.

– Видит бог, я не могу отказаться, – сказал Геррик. – И, видит бог, я благодарю вас от всего сердца.

– Вот и хорошо, – ответил капитан. – Но это не все. – Он отвернулся, чтобы зажечь сигару.

– А что еще? – спросил Геррик с необъяснимой, но острой тревогой.

– Сейчас подойду и к этому… – Дэвис помолчал минуту. – Слушайте, – продолжал он, держа сигару между большим и указательным пальцами, – попробуйте смекнуть, к чему это ведет. Не понимаете? Ладно, мы получаем двухмесячное жалованье, меньше нельзя – иначе нас не выпустят кредиторы. Раньше чем через два месяца нам до Сиднея не добраться, а когда мы туда попадем… Я вас прямо спрашиваю: что нам это даст?

– По крайней мере, мы снимемся с мели, – ответил Геррик.

– Подозреваю, что в Сиднее есть свои мели, – возразил капитан. – Сказать вам честно, мистер Геррик, я и не собираюсь это выяснять. Нет, сэр! Сидней меня не увидит.