Мы живем рядом

— Где же?!

— Оглянитесь направо.

— Я ничего не вижу, кроме какого-то человека, лежащего под одеялом.

— Это он и есть.

Мы сбежали со ступенек. Под сводчатой аркой прямо на улице, на деревянной кровати без матраца, лежал человек, исхудалый, со впалыми щеками, с глазами, в которых горел лихорадочный огонь. У ног его прямо на камнях сидела женщина в лохмотьях. Это была его жена.

Мимо этого мрачного ложа проходили прохожие, пробегали собаки, подымая облака пыли. Человек был так разбит припадком малярии, что лежал, как кусок коричневого дерева; рука свесилась, как неживая, почти касаясь земли.

Это и был мастер — резчик по камню, строитель мавзолея Икбала. Рядом с ним были плиты разных размеров с начатыми и неоконченными орнаментами.

В окружении этих жизнерадостных камней сам мастер казался трагической скульптурой. Его жена только на секунду подняла большие грустные глаза и снова уставилась в одну точку. Тень от мавзолея упала на больного, лицо которого было покрыто крупными каплями блестящего пота. Жена встала и закрыла его с головой одеялом.

В гостях у крокодилов

Спасаясь от воскресной скуки, мы решили поехать посмотреть крокодилов в местечке Манхиур, в десяти милях к западу от Карачи. Путь туда ведет по выжженной пустыне, в которой на холмах торчат странного вида деревья, похожие на кактусы. Никто из местных жителей не мог сказать нам, как называются эти изогнутые колючие творения пакистанской флоры.

Мы проехали корпуса строящейся текстильной фабрики и какие-то унылые постройки, перед которыми на столбах висела доска с надписью: «Индустриальный Пакистан». Холмы дальше повышаются, являясь как бы предвестниками Белуджских гор.

Дорога приводит к небольшим воротам. Сторож у этих ворот берет с вас рупию, за что — неизвестно. Машина снова начинает карабкаться по холмам, за которыми видны зеленые верхушки деревьев. Это Манхиур.

В стороне от дороги хорошо видны мазары[10] и мечети. Машина почти вплотную подъезжает к стенке, огораживающей бассейн. Говорят, что этому бассейну триста лет. У стенки толпятся любопытные, и дети с криками бегают вокруг.

В бассейне тяжелая мутная зеленая вода. На мокром песке лежат крокодилы. Их не более тридцати. Они спят и только иногда, чуть приоткрыв глаз, смотрят лениво на людей, облепивших стенку.

Сторож при виде иностранцев подбирает полы своего халата и, вооружившись длинной палкой, переваливается через стенку и мягко соскакивает на песок. Крокодилы спят. Кругом на песке валяются куски мяса, похожие на мокрые тряпки. Сторож тычет в бок ближайшему крокодилу палку, и тот, к нашему удивлению, начинает хрипло огрызаться. Голос его напоминает рычанье собаки. Наконец он двигается на сторожа, раскрывая свою длинную пасть. Сторож заученным движением подбирает куски мокрого мяса и, скатав их в толстый ком, швыряет в широко раскрытую пасть.

Крокодил отползает в сторону. Но сторож хочет согнать крокодилов в воду. Он принимается за следующего. Тот, как и его сосед, бросается на сторожа, получает в пасть свой кусок мяса и тяжело валится в воду. За ним в воду плюхаются и остальные крокодилы. В мутной зеленой тинистой воде они плавают, как зеленые бревна.

Тогда сторож перебирается на другой конец бассейна, где лежит какой-то замшелый, длинный и абсолютно неподвижный крокодил. С этим крокодилом у сторожа особые отношения. Он тихонько стучит ему палкой по черепу, совсем так, как вы постучали бы набалдашником трости в дверь.

Глухой звук этих легких ударов дает знать крокодилу, что рядом не чужой человек, а давно опостылевший ему сторож. Постучав несколько раз по черепу, сторож раскрывает пасть крокодилу и начинает чесать толстый шершавый язык всей пятерней.

— Это лидер! — говорит он, торжествуя. — Ему восемьдесят пять лет!

Старый лидер охотно дает чесать свой язык. Потом сторож ласкает его морду, гладя ее сверху вниз. Он становится спиной к бассейну, в темной мути которого неслышно движутся крокодилы. Но одним глазом сторож следит за тем, что происходит у него за спиной.