Двойняшки для Медведя

22
18
20
22
24
26
28
30

Слова срываются с языка до того, как я успеваю его прикусить. Могу поклясться, что слышу тот самый ужасный звук, с которым Ирина снова закрывается от меня, и тихо вздыхаю, поминая недобрым словом собственную тактичность. Реально, млять, медведь натуральный, сибирский, необразованный.

И никаким дипломом, опытом и самообразованием это не исправить.

— Я… — тихо вздохну, Ирина ведёт кончиком языка по губам и прячет от меня взгляд. Отступает на шаг, прячет руки за спиной и добавляет, неловко переступая с ноги на ногу. — Пойду умоюсь, наверное… И переоденусь. Сделаешь мне… Чаю?

— Угу, — недовольно бурчу в ответ и снова ловлю её в свои объятия. Ломаю тихое сопротивление и утыкаюсь губами в макушку. — Ри-и-иш, ну что ты успела себе надумать, м?

— Ничего, — недовольно отнекивается рыжая, но её ложь я уже научился считываться влёт и точно знаю, что вся её бравада сейчас — та ещё ложь. А ещё я получил профилактический трындюлей от любимой помощницы.

Но это здесь сейчас совсем не причём.

— Риш, — вздохнув, я утягиваю её за собой в коридор и там припираю к стене. Цепляю пальцами подбородок и заставляю посмотреть мне в глаза. Ловлю отблески страха и неуверенности в светлых глазах и сглатываю внезапно подступивший к горлу комок, стискивая челюсть.

Да мля! Знаю я, что сам виноват. Что сам раз за разом делал ей больно и да, это я тот, кто научил её верить только в себя. Но вашу ж мать! Кажется, я недооцениваю масштаб этой проблемы…

И, кажется, я понимаю, чё ж Ильин так ржал, слушая мои рассуждения о будущей семейной жизни. Видимо, он тогда уже предвкушал, как все мои наивные представления разобьются о суровую правду жизни.

— Я согласен, прошло мало времени, — я кривлюсь от собственных слов и думаю о том, что ни-фи-га.

Не мало — много. Слишком много времени потрачено на то, чтобы сбежать от себя самого. Да, идиот, да феерически прое… Потерял эту женщину, да. Но теперь всё будет иначе и я докажу этому насупленному, тревожному воробушку передо мной, что ей от меня не избавиться. Ни сейчас, ни потом.

Даже в мыслях это звучит как угроза и ни капли романтики, но чего уж. Какой есть такого и любят… Наверное.

— Да, мало, — медленно тянет Ирина, теребит пальцами край слишком большой футболки и не представляет, как ломает остатки самообладания. Я слышу, как крошится самоуверенное «Я выдержу, я смогу» в моей голове, стирая границы дозволенного. И не могу отказать себе в этом, касаюсь губами острой ключицу, мелькавшей в растянутой горловине.

Тяну носом теплый запах женщины и дома, окутавший её и прискорбно признаю, что вместо кофе меня ждёт душ. Холодный, пробирающий до костей и выбивающий любые лишние мысли из моей дурной головы.

— Макс…

Тихий шёпотом ласкает слух и тревожит остатки совести в моей чёрной, эгоистичной душе. Так активно тревожит, что я всё же сдаюсь, выпрямляюсь и довожу свою мысль до конца:

— Ир, у меня было много времени до того. Без тебя. Чтобы здесь и сейчас точно знать, чего я хочу и с кем. И плевать, как это выглядит со стороны. Пожалуйтс, выбрось из головы мысль о том, что я с тобой только ради детей… Неужели ты думаешь, я не нашёл бы другой способ справиться с этой грёбанной опекой, а?

— Макс, я…

Она мнётся и неуверенно смотрит по сторонам. Тянет время и явно пытается подобрать слова, чтоб снова обрушить на меня мощь всех своих аргументов. Рассказать, как мне хорошо без неё и детей, как сладко быть свободным и без обязательств и это реально бесит. Потому что мне не пятнадцать, я знаю, чего хочу и с кем. О чём говорю прямо, накрыв ладонью чужие губы и глядя на неё серьёзным взглядом:

— Не надо, Ир. Всё, что ты хочешь мне сказать — полная ху… Хрень. И не надо решать за меня, что для меня лучше, ладно? Предпочитаю сам шишки набивать и, по-моему, прекрасно с этим справляюсь, не думаешь?