На экране появляются фотографии одетого лишь в подгузник малыша. На макушке крохи красуется светлый чубчик, ребенок тянет руку к огромной хрустальной вазе на столе.
— Твою же! — доносится из-за спины возмущенный вопль Дудкина. — Откуда?! Кто?!
— Какой хорошенький!
— Ал? Херакнул вазу?
— Тебе здесь сколько? Год? Полтора?
Дальше — больше. Всего за пару минут на стене закрытого клуба промелькнули все детство и юношеские годы Альберта Дудкина. Здесь был трехлетний Ал, поедавший мамину помаду, разбитая в хлам детская машина и перебинтованный ребенок лет шести, выкрашенный в синий цвет грустный мейн-кун и стоявший рядом исцарапанный, но гордый белобрысый пацан. А еще были две девицы лет семнадцати, сидевшие на коленях у довольного придурка в школьной форме...
Зал стонал.
— Кто? Найду суку — прибью. Это же мои семейные фотки! Да я…
И замолчал. Потому что слайд-шоу закончилось и на импровизированном экране возник незнакомый молодой мужчина.
— Гад! — взвизгнула Маша и неприлично громко захлопала в ладоши.
— Холодов, мать твою!
— Ярик!
— Че ж я сразу не догадался!
— Марат, что ты там говорил про Холодова?
— Альберт, друг наш, — заговорил синеглазый брюнет со стены. — Мы с Тамарой сердечно поздравляем тебя с днем рождения. Пусть наш скромный подарок напомнит тебе о твоей уникальности. Береги себя. Кто еще будет так разбивать люстры, унитазы, мебель и сердца? Поэтому ты нам очень нужен. Шоу должно продолжаться, мой король. С днем рождения!
За спиной брюнета возникла симпатичная блондинка с длинной косой. Она смущенно улыбнулась и осторожно помахала рукой в камеру.
— Ты как нашел их?! — заорал Дудкин, но его уже не было слышно: народ громко аплодировал и улюлюкал. Экран на стене погас, тут же зажегся обычный свет и в центре зала эротично задвигались танцовщицы.
— Нет… какого, а? В мой день рождения!
Ал продолжает возмущаться, а потом натыкается взглядом на Марата.