Жили родители Ксюши дружно. Но если бы компьютер одномоментно вывел на экран все споры, происходящие в семьях по любому поводу (от вкуса ливерной колбасы до колебаний Марса), то на нем промелькнула бы и семья Матвеевых. Их взгляды, шариками разного цвета, носились по игрушечному полю, ударяя друг друга, в поиске одной лунки, в которой хранился правильный ответ.
В своих дебатах они не делили имущество, до этого, слава богу, не дошло. Они учились разъединять поступки ребенка и самого ребенка. Но силы были явно неравными.
В спорах лидировала Марина ― сорокалетняя старородящая женщина. Свои аргументы она собирала серьезно и тщательно все девять месяцев, пока готовилась стать мамой. Как студент первокурсник готовится к первой сессии, а летчик ― к первому полету, так Марина ждала встречу с дочерью. За это время она перелопатила ворох литературы по воспитанию, запасаясь на случай крушения ценными шпаргалками.
Несмотря на шоковые истории многодетных подруг, Марина в своих радужных фантазиях с двух сторон гладила пеленки, проверяла локтем воду в ванночке, стелила кружевные простынки, просыпалась под тихий лепет малышки, улыбалась, сидя у манежа с играющим в нем ангелочком. А семейная картинка: три бегущих по берегу моря фигуры в белых одеждах, вообще была ее самой любимой.
В ее сладком фантастическом сериале не было ни кусающего грудь, громко орущего по ночам, обкаканного монстра, ни опрокинутых со стола тарелок с кашей, ни приклеенного к полу ковра, ни озверевшего лица мужа, разрисованного фломастером накануне встречи с иностранными представителями.
Поэтому теория: «Разделяй и… живи спокойно» (о разделении ребенка и его поступка) была спасательным кругом в шторме разрушительных эмоций.
Мысль, что ребенок ― просто ребенок, а плохим или хорошим может быть только поступок, отзывалась в голове начитанной Марины на все сто процентов. Тем более это полностью совпадало с ее собственным тезисом, часто звучащим в спорах с мужем в разных вариантах:
– Ребёнок, он как кубышка, в которую сбросились двое в едином общем порыве. Не станешь же ты злиться на мятые и порванные купюры, обнаруженные в осколках. Никто кроме нас двоих не участвовал в этом празднике жизни.
Несмотря на начитанность, Марина редко следовала чужим советам, предпочитая все проверять на практике. Это значительно облегчало ее материнскую задачу, помогало любить свою девочку без условий, безоглядно, всякую-разную, просто потому, что та есть и потому, что она ее доченька.
Хотя был один опасный момент, когда облитый киселем муж, разделяя каждое слово, прямым вопросом в лоб застал ее врасплох:
– Скажи, дорогая! Между девочкой, которую надо просто любить как погоду, и поступком, который следует оценивать, поощрять или порицать, должен быть кто-то, кто этот поступок все-таки совершает? Скажи мне, кто это, черт возьми? Чтобы я мог надрать ему задницу!
Маленькая разбойница заподозрила, что мамина теория слегка пошатнулась. Поэтому сообразительная девочка быстро заполнила дырку с вопросом: «Кто?» Этим «кто» оказалась некая «Баб-Ёжка», живущая у нее внутри, которая занималась прямым подстрекательством.
Это объяснение, после которого последовал веселый смех, быстро разрядило серьезную обстановку, и авторское дополнение было внедрено под запатентованным лозунгом малышки: «Это не я (покрасила стены, подарила кольцо, привязала хвост коту и т. д.), а Баб-Ёжка, которая меня подговорила». Ксюша была смышленой девочкой. Спасательная формула «Это не я, а она» использовалась маленькой шалуньей теперь повсеместно.
Муж Марины не был в восторге от этих сомнительных методов воспитания. Его в детстве пороли ремнем и запрещали любимый футбол с мальчишками во дворе. Он выступал против искусственного разделения личности ребенка. Пытался положить конец этой бытовой шизофрении. Но теория разделения поступка и ребенка и ему помогала смотреть на Баб-Ёжкины проказы более широким взглядом, спасая любимую девочку от папиного негодования.
Психологи, работающие с субличностями, за хорошее вознаграждение с радостью взялись бы подружить Ксюшу с ее Баб-Ёжкой или избавить девочку от нее, но в этом не было никакой необходимости. Та сама быстро исчезала, как только мама сажала свое кареглазое чудо на колени и шептала волшебное: «Ты мое солнышко!»
Несмотря на то, что в семье Матвеевых все любили друг друга круглый год, июль был долгожданным месяцем. Потому что Ксюша отправлялась на целый месяц к обожаемой бабушке, которая уже с января считала дни до счастливой встречи.
На суетной городской улице обычная пара ― бабушка с внучкой ― ничем не выделялись среди толпы. Разве что чудный, пушистый зайчик в руках маленькой разбойницы несколько смазывал картинку. Да и сам разговор выпадал из стиля розовых Барби.
Слушая щебечущую Ксюшу, бабушка Лиза радовалась, что ее очки, пусть и перекрашенные внучкой в солнечные, наконец-то нашлись, а пробный запуск ракеты с домашнего космодрома в целом прошел успешно, не считая испорченной скатерти. Просто Баб-Ёжка слегка ошиблась с рецептом и посудой для испытаний. Но что такое старинная греческая скатерть ручной работы в сравнении с веселым, прыгающим вокруг Елизаветы Сергеевны, лучезарным счастьем.
На детской площадке на Сиреневой улице было пусто, а чуть поодаль ― шумно и неспокойно. Две женщины ― молодая и не очень ― театрально размахивали руками и выкрикивали в адрес друг друга не очень вежливые слова. По обрывкам фраз становилась понятна суть конфликта, состоящая в том, что одна выбросила мусор в контейнер, который был ближе к ее офису, а другая раздула из этого недоразумения скандал вселенского масштаба.
Другая ― это тетя Феня, гневно возмущенная тем, что в контейнер, относящийся к этому дому, нагло выбросили два пакета чужого мусора.
ebooksa