Повисло молчание. Брунетти, пользуясь паузой (пока остальные ели), присмотрелся к гостье внимательнее. Первое впечатление оказалось обманчивым. Покой, умиротворение? Во Флавии ощущалось огромное внутреннее напряжение. Она ела очень мало и не прикоснулась к вину. Брунетти помнил, как много лет назад его поразила красота ее голоса – не только его тон, но и плавность, с которой певица переходила от фразы к фразе, и прекрасная дикция. Сегодня же в разговоре она то и дело запиналась, а один раз даже не закончила предложение, – словно забыла, что хотела сказать. Но в ее тоне по-прежнему чувствовалась мягкость, навевающая мысли о спелом персике.
Брунетти понятия не имел, с какого рода стрессами сталкиваются певцы во время работы. И чувствуют ли они себя отдохнувшими и свободными, пока не закончится череда спектаклей и можно будет больше не волноваться о самочувствии, голосе, погоде, коллегах? Следуя за ходом своих мыслей, Брунетти попытался представить, каково это – целый день думать о том, что вечером тебе придется работать, подобно атлету перед соревнованиями.
Он снова вернулся к застольной беседе, когда Флавия спросила у конте, какие оперы он слушал в этом сезоне.
– Ах, синьора! – Граф с женой переглянулись, после чего он кашлянул и наконец улыбнулся. – Вынужден признать, что я еще не был в театре.
В голосе тестя Брунетти уловил ту же нервозность, что и у Флавии.
– Спектакль с вашим участием будет первым!
Если конте и опасался упрека, то напрасно.
– Что ж, это большая честь для меня.
Флавия хотела сказать что-то еще, но вошла горничная и стала собирать тарелки со стола. Служанка вышла, однако вскоре вернулась, и каждый получил свою порцию трески со шпинатом.
Когда прислуга вновь удалилась, конте попробовал рыбу, кивнул и сказал:
– Не соглашусь с вами, синьора. Это честь для театра, что вы поете у нас.
Флавия скептически вскинула брови и посмотрела через стол на Брунетти, но ее ответ предназначался хозяину дома.
– Полагаю, это не совсем так, синьор граф, но за комплимент спасибо. – И более серьезным тоном добавила: – Это было бы справедливо сорок-пятьдесят лет назад. В те времена действительно были
Пока Брунетти пытался осмыслить этот новый для себя образчик «певческой скромности», контесса спросила у гостьи:
– Так все дело в театре?
– Я давно для себя решила: не стоит прямо высказываться о тех, кто дает тебе работу.
Флавия обращалась к графине, но Брунетти показалось, что ее слова адресованы всем присутствующим. И гостья тут же предоставила графу возможность выразить свое мнение.
– Вы взрослели вместе с «Ла Фениче», конте! И своими ушами слышали, как меняется качество исполнения. – Не дождавшись ответа, Флавия продолжила: – У вас –
Брунетти обратил внимание на то, что она намеренно не спрашивает, почему граф так и не посетил ни одного представления в этом сезоне.
Конте откинулся на спинку стула, выпил чуть-чуть вина.