Искушение прощением

– Я позвоню.

Снова бормотание.

Брунетти хотел было сказать, что любит ее, но это не те слова, в ответ на которые хочешь услышать невразумительный лепет…

Уже в холле он накинул пальто и тихонько вышел из квартиры.

Ночь выдалась туманной. Каиго[27] – типичное для Венеции влажное марево, которое забивается в легкие, застилает глаза и оставляет на мостовых липкую скользкую пленку… Брунетти направился к Риальто, почти наслаждаясь ощущением одиночества в этом пустом городе, окутанном сероватой мглой, которая гуще, чем дымка, но еще не настоящий туман. Комиссар остановился и прислушался, но шагов не услышал. Он двинулся дальше, к кампо Сан-Апональ. Еще немного – и он будет на месте, где произошло нападение, повлекшее за собой боль и увечья, но душевного дискомфорта Брунетти не испытывал. Только спокойствие, ведь он снова в той, давнишней Венеции, которой уже нет, – сонном провинциальном городе, где мало что происходит и улицы часто безлюдны.

Едва Брунетти вышел на кампо, как мимо него, глядя под ноги, прошел человек. Мимо церкви медленно шли мужчина и женщина. Они держались за руки и, как зачарованные, глазели по сторонам. Подойдя ближе, Брунетти услышал стук их походных ботинок, а когда поравнялся с парочкой, увидел и тяжелые рюкзаки. Прохожие его не заметили, и он подумал, что так и должно быть.

Комиссар пересек кампо, направляясь к церкви Сан-Кассиано. В темноте почти не было видно ориентиров, но он доверился своим ногам, помнившим все эти узенькие мостики и еще более узкие ка́лли[28], к которым они ведут. Оставив Сан-Кассиано по правую руку, Брунетти перешел через мост, оттуда – вниз, потом – направо, налево, опять через мост… Наконец впереди, метрах в пятидесяти, дымку проре´зал луч фонарика, направленный в сторону Гвидо.

– Эй, прохожий! Мост перекрыт, – прозвучал спокойный мужской голос. – Возвращайтесь к калле-дела-Реджина.

Человек говорил на венециано, как будто среди ночи по городу могли бродить только местные.

– Это я, Брунетти, – представился комиссар, даже не остановившись.

– А, комиссарио! Доброе утро! – сказал мужчина, и свет фонарика метнулся вверх-вниз, когда он поднял руку, отдавая честь.

Для Брунетти до сих пор оставалось загадкой, почему по мере приближения к мосту туман редел. Встретивший его офицер, наверное, тоже это заметил: он выключил фонарик и снова повесил его на пояс. Офицер был из муниципальной полиции, то есть подчинялся другому ведомству. Тут внимание комиссара привлек шум и мужские голоса у офицера за спиной.

– Там работают криминалисты? – спросил Брунетти.

– Да, синьоре.

После этих слов дымка на другом конце моста внезапно рассеялась – там появился источник яркого света.

Брунетти поспешил к мосту, и патрульный последовал за ним. Возле первой ступеньки комиссар остановился и крикнул:

– Это Брунетти! Можно мне подняться?

– Да, синьоре, – отозвались с моста.

Гвидо взошел на середину, отметив про себя толщину металлических перил. Офицер муниципальной полиции постоял, а потом повернул назад, к калле – останавливать случайных прохожих.

Сверху было прекрасно видно двух криминалистов в белой спецодежде, исследующих место происшествия строго по протоколу. Они как раз подбирали с земли все, что теоретически могло принадлежать жертве или предполагаемому злоумышленнику. Амброзио из отдела Боккезе, высокий и пугающе худой даже в этой пухлой белой робе, поднялся по ступеням моста наверх, к комиссару.