Он уже дважды обошёл весь музей и решил не идти на новый круг — остался ждать Юру в фойе. Смотрел на карту лагеря, думал. Через Дахау прошло больше двухсот тысяч заключённых, но Володя не мог осознать масштабов этого числа, в его представлении это была просто цифра. Но если бы все узники встали в строй по одному и пошли, сколько дней двигалась бы эта цепочка? А ведь это были не просто тела, а люди.
Это страшно. Но куда страшнее, что в эту минуту, там, в архиве, тысячи их историй нависли над Юрой. Должно быть, чудовищно давили на него с полок архивных шкафов. Страшные истории, трагические, одна из которых буквально в его крови.
Только Володя вспомнил о нём, как Юра вышел из архива в фойе. Бледный и как будто растерянный, с папкой в руках.
— Ты всё? Или пойдёшь ещё куда-то? — спросил Володя — ведь Юра так и не прислал ему СМС.
— Всё, — коротко ответил Юра и опустился на стул рядом.
— Узнал что-нибудь? — Володя обернулся к нему, заглянул в лицо — безэмоциональное, будто каменное.
— Всё узнал, — ответил Юра, не шелохнувшись.
— Домой или?.. — осторожно спросил Володя.
— Я всё равно сюда больше не вернусь, — сказал Юра, вставая. — Отведи меня в крематорий.
Этой фразы было достаточно, чтобы Володя понял, что именно Юра узнал. Он запомнил карту почти наизусть, поэтому без лишних вопросов направился в нужную сторону.
Вышли на площадь Аппельплац — как выяснилось, служившую для ежедневных построений и казней. Юра лишь мельком взглянул на впечатляющий памятник. Двинулись дальше. Пошли по широкой аллее, обрамлённой рядом симметрично высаженных деревьев, настолько высоких, что не оставалось сомнений — они помнили времена, когда этот лагерь действовал. То, что поначалу показалось Володе бессмысленно пустым пространством, таковым раньше не было — здесь стояли бараки, в которых жили узники. Теперь от них остались засыпанные щебнем фундаменты. На земле возле двух бараков посетители оставили цветы.
Было холодно. Юра ёжился, смотрел перед собой и продолжал молчать. На Володю давила эта леденящая тишина, он не хотел донимать Юру, но всё же предложил:
— Если захочешь поговорить…
— Не о чем говорить, — перебил его Юра.
— Ладно, но… как ты?
— Мне как-то… — Юра задумался. — Пусто. Но я удовлетворён. Не знаю, как объяснить.
Володя корил себя за то, что часом ранее отказался от своей же идеи пойти в архив вместе с Юрой. Казалось, что будет ему там только мешать. Но теперь, видя Юрино состояние, Володя думал, что, пусть и мешал, но, вдруг, смог бы помочь своим присутствием, поддержал?
Они вышли на ведущую к крематориям дорожку, перешли по мостику ров, который когда-то окружал весь лагерь, и вдруг Юра остановился. Кивком указал на валун с высеченными на нём надписями. Первое слово Володя понял и так — Krematorium, а строчку ниже перевёл Юра:
— «Подумайте, как мы здесь умирали».
Стоило сделать пару шагов, как Володя увидел два приземистых здания, из крыш которых торчали широкие трубы. Они зашли в здание побольше. Через железную дверь, подписанную «Brausebad», вошли в газовую камеру. Володя быстро осмотрелся — обычная на вид маленькая комнатка с глубоким полом и низким потолком с проделанными в нём дырками для леек, из которых никогда не лилась вода. Комната и не должна была выглядеть устрашающей, для узников это была всего лишь Brausebad — душевая. Юра не стал там останавливаться и прошёл в следующую — к печам крематория.