— Место никуда и не делось. Я распорядился снести эту рухлядь, она прогнила вся. Скоро отстроят новую.
Юра приблизился, встал рядом с ним. Очарованно протянул:
— Красиво…
И правда красиво. Немного страшно из-за высоты. Плато резко обрывалось: внизу виднелся песчаный склон с густым подлеском, плавно уходящим к реке. А на другом берегу — коттеджный посёлок, дальше — бескрайняя степь с белыми прогалинами ещё не растаявшего снега посреди бурой прошлогодней травы.
Яркое солнце, пробиваясь через пушистые густые облака, отбрасывало причудливые тени на раскинувшийся впереди пейзаж, отражалось бликами в воде. Речка, наполненная талыми водами, шумела и совсем не казалась пересохшей, но Володя знал: как закончатся паводки, русло снова обмельчает, а в знойное лето и вовсе заболотится и местами высохнет.
— Всё такое знакомое и одновременно такое… чужое, — задумчиво произнёс Юра.
Володя кивнул.
— Вот там, — он указал пальцем на болотце, сплошь покрытое жухлым камышом, — раньше была та заводь с лилиями.
Юра вздохнул.
— А вон «Ласточка», — он повернулся вправо, шагнул ещё ближе к обрыву. — Заросла совсем, летом за деревьями и вовсе не видно, наверное… — Глядя на лагерь, Юра застыл на несколько секунд, но вдруг встрепенулся, спросив: — А ты задумывался над тем, что с ней делать?
— Много раз, — кивнул Володя. Заворожённый видом замершего у самого обрыва Юры, он подошёл к нему сзади и обнял. — Думал, но так ничего и не решил.
— Может, разбить парк для жителей «Ласточкиного гнезда»? — спросил Юра. — Сделать беговые дорожки, восстановить корт, поставить площадки для детей. Здорово будет, разве нет?
— У нас уже есть такой парк. И хоть он далеко от моего дома, второй будет лишним. — Володя покачал головой. — Может быть, сделать здесь лагерь? Или просто отельный комплекс для семейного отдыха. Восстановить всё, что можно, а что нельзя — отстроить заново. — Он провёл носом по Юриному уху, поцеловал серёжку и прижался подбородком к его плечу. — Ты что думаешь?
Тот ответил, продолжая задумчиво смотреть вдаль:
— Лагерь? Да кому он сдался… И без того половина лагерей и баз отдыха пустуют, я это прошлой осенью выяснил. — Он повернулся к Володе, серьёзно на него посмотрел. — Ты не вернёшь «Ласточку», Володь. Даже если восстановишь до мельчайших подробностей… то время уже ушло.
Последние дни омрачились предстоящим расставанием. Грусти не было, но горькие мысли, будто тени, жались по углам и то и дело бросались на Володю, заставая врасплох. Он старался выкинуть их из головы и забыть о неминуемой разлуке, но время не остановить: день перед Юриным отъездом настал, последние сутки вместе.
С самого утра Володя испытал ощущение дежавю. Точно как в Германии, Юра проснулся раньше него и сидел на кухне в полной тишине. Не курил, как тогда, но отрешённо смотрел перед собой. Увидев его таким снова, Володя невольно подумал, будто они застряли во временной петле.
Всё, что уже было, повторится в точности: интернет, ожидание, те же вопросы — «Когда приедешь?» и «Почему не отвечаешь?». Часы от сообщения до сообщения, работа без интереса, поиск занятий, чтобы отвлечься от одиночества — не жизнь, а существование. И постоянная тоска. Это уже надоело. Но другой жизни у них не было, придётся жить свою.
— Что-то мне всё это напоминает, — вместо приветствия сказал Володя.
Юра печально улыбнулся и пожал плечами. Встал, поцеловал его в щёку, подошёл к пианино, провёл пальцами по клавишам.