Капризы мисс Мод

Невозможно было отрицать, что лорд Маршмортон проявил большое возбуждение. Рот его открылся, и он мял скатерть. Но какого рода было это возбуждение? Джордж не мог понять, пока со вздохом, исходившим из глубины души, лорд Маршмортон не воскликнул: «Слава богу!»

Джордж был поражен.

– Вы довольны?

– Конечно, я доволен.

– Как жаль, что они не знали, как вы к этому отнесетесь. Это избавило бы их от многих страхов. Мне кажется, что они предполагали, что этот удар омрачит всю вашу жизнь.

– Эта девушка, – сказал лорд Маршмортон с горячностью, сводила меня с ума. Вечно надоедала мне с работой над этой проклятой семейной хроникой. Никогда не давала мне ни минуты покоя…

– Мне она нравилась, – сказал Джордж.

– Довольно милая девушка, согласился лорд неохотно, но она вносила проклятое беспокойство в дом. Вечно приставала ко мне, чтобы заниматься семейной хроникой. Как-будто нет более интересного времяпрепровождения, чем писать о моих покойных дурацких предках.

– Дяденька сегодня очень капризен, – сказала Билли с упреком, ударяя графа по руке. – Зачем вы задеваете ваших предков? Вы должны быть счастливы, что имеете предков. Я бы очень хотела иметь их. Я бы хотела чувствовать, что мой пра-пра-пра-дедушка помогал королеве Елизавете. Я большая поклонница старых аристократических родов Англии.

– Высокомерные, старые дураки, – выпалил граф.

– Вы заметили, Джордж, как сверкнули его глаза? Вот, что называется аристократическим гневом. Это закипел старый благородный дух Маршмортонов.

– Я заметил это, – сказал Джордж. – Совсем, как молния.

– Нет никакой надобности делать из нас дураков, дяденька, – сказала Билли. – Вы так же, как и я прекрасно знаете, что вам доставляет удовольствие, думать, каждый раз, когда вы порежетесь безопасной бритвой, из вас течет голубая кровь.

– Куча глупых предрассудков, – проворчал граф.

– Что именно?

– Эта чепуха, титулы и аристократия. Глупый фетишизм. Все люди равны.

– Вы – настоящий революционер, – сказала Билли, – пожмите руку президенту большевиков. Лорд Маршмортон игнорировал это замечание. В его глазах было странное выражение. Джорджу, наблюдавшему за ним с напряженным интересом, было заметно, что в душе его происходит переворот, что мысли, которые он подавлял в течение многих лет, теперь вырывались наружу.

– Проклятые глупости! Когда я был мальчиком, я хотел быть машинистом. Когда я был молодым человеком, я был социалистом и хотел работать, чтобы зарабатывать на жизнь и составить себе имя. Я отправился в колонии, в Канаду. Я купил фруктовую ферму. Купил и заплатил за нее. Он минуту размышлял о давно потерянной ферме. Мой отец был младшим сыном и надо же было, чтобы мой дядя сломал себе шею на охоте, а ребенок, бедняжка, схватил круп, или что-то в этом роде. А затем мы получили титул, и все мои планы пошли прахом. Чепуха. Чепуха! – Он кусал кончик сигары. – И вы не можете противостоять этому, сказал он печально, – это засасывает вас. Это какая-то проклятая отрава. Я боролся против этого, как только мог. Но это оказалось бесполезным. Я теперь такой же сноб, как и все они. Я не могу делать того, чего хочу. Я должен всегда думать о фамильном достоинстве. Я двадцать пять лет не делал ни одного свободного шага. Джордж и Билли переглянулись. У них было неприятное ощущение, что они подслушивают вещи, которых не должны были слышать. Джордж встал.

– Я должен уйти, сказал он. – У меня есть несколько дел. Рад, что повидал вас снова, Билли! Как идет пьеса?

– Прекрасно. Загребает для вас деньги.