Пастушок

– В нашей квартире, – с иронией закатила Ирка глаза, – у нас – самая огромная кухня, четыре метра в длину и три в ширину!

– Где Гром? Где Маринка?

– Все уже там! Одна ты валяешься кверху жопой!

– Что ты орёшь? Объясни нормально, кто – все?

Из груди у Ирки вырвался вздох, которого бы хватило, чтобы надуть колесо.

– Все, кроме Галины Васильевны, потому что она в больнице, и Розы Викторовны с Петровичем, потому что они не могут понять, по какому поводу собрались – поминки, мол, справлять рано!

– А по какому поводу собрались? Серёжка ещё не умер?

Ирка прищурила глаза так, что её сестре остро захотелось влезть под диван. Спросонок она нередко чувствовала себя кругом виноватой, глупой, зависимой. И уж Ирке ли было её не знать! Поэтому Ирка плюнула, повернулась и побежала на лестничную площадку, затем – к себе. Женька, от испуга оставив туфли возле дивана, помчалась следом за ней, чтобы устранить причину еёвеликого гнева.

Дома наглядно всё разъяснилось. Ирка гостеприимством сроду не отличалась – по крайней мере, до второй рюмочки, а народу в кухню набилось много. Стол пришлось разложить и переместить, чтобы можно было сидеть по всему периметру. И уже сидели вдесятером, не считая Грома. Гром сидел на полу. Он грустно поджимал ушки. Невесело ему было из-за того, что гастрономическими шедеврами дамы из трёх квартир, организовавшие пиршество, не блеснули – просто купили водки, сварили пару десятков пачек пельменей да настругали салат. Когда две сестры вошли и уселись, Гиви уже заканчивал тост. Последние фразы звучали так:

– Понятия не имею, для чего нужно это застолье. Он ведь пока ещё жив! Но если уж водка есть, то давайте выпьем.

– А главное, поедим! – прибавила Оля, которая провела в больнице весь день, глядя на Серёжку. Несколько лет назад, когда у него ещё были деньги, он оплатил ей срочную операцию на трахее. А вот теперь задыхался сам. Конечно же, Оле, как и её сестре, спиртного не наливали. За этим строго следила бабушка. А мамаша уже была хороша – судя по обилию слёз, которые вытекали из-под очков. Её друг Руслан сидел от неё вдали. Захарова с Андриановой тоже были заплаканы, но не сильно.

Когда как следует выпили и маленечко закусили, Гиви поднялся произносить следующий тост. Но все начали орать, что он надоел, и он вновь уселся. Тогда вдруг подала голос Маринка. Она спросила, можно ли ей сыграть на гитаре, чтоб стало весело. Но никто восторга не выразил, и Маринка очень смутилась.

– Не суетись, – шепнула ей Ирка, – дай людям поговорить. Всему своё время. Возьмёшь гитару, когда они друг другу надоедят!

– Значит, мне следовало начать ещё до того, как сели за стол, – съязвила Маринка, но перестала клянчить гитару и налегла на салат с пельменями. Чуть попозже она прибавила:

– А вот если сюда на запах водяры припрётся полковник Золотов, я всех сразу развеселю!

– Не надо этого делать, – перепугалась Ирка, – он тебя вызовет на дуэль, как Серёжку!

– Да он меня уже вызвал! Когда ты была под кайфом, он обещал из меня сделать отбивную. Не помнишь?

– Нет. И что ты ему на это сказала?

– Что из дохлятины отбивные делают только жулики.

Функции виночерпия взял на себя двадцатитрёхлетний Руслан. Он частил. По одной рюмашке выпили только Женька и Алик. И они оба молчали, в сильном отличии от других. Но если для Алика это было вполне нормально, то поведение Женьки Ирку насторожило. Когда старшая сестра потрогала младшей голову, Валентина Егоровна тоже сильно обеспокоилась и велела Оле бежать за градусником, тонометром, глюкометром и аптечкой, чтобы откачивать Женьку. Оля ушла, да и не вернулась. За ней отправили Юлю. Та тоже сгинула. Две сестры очень хорошо относились к Женьке и не хотели делать ей гадость. Минут через сорок пять на их поиски устремилась сама Валентина Егоровна – и, что самое интересное, с невозвратом. Как потом выяснилось, две девочки с целью удружить Женьке сказали, что их тошнит, и бабушка плотно занялась ими.