– Идиотка, – произнесла она так спокойно, будто смотрела на то же самое небо и отбивалась пятками от того же самого поросёнка, – тебе вконец надоело жить?
– Татьяна Владимировна! – воскликнула Рита так, что по всему саду и по соседним кубарем прокатилось эхо, – вопрос не в том, насколько мне надоело это занятие, а в другом. Я узнала год конца света!
Танечка помолчала. Потом сказала:
– Ну, и коза. Теперь ты уже не Наполеон никакой, а Сфинкс.
– Почему я Сфинкс? – удивилась Рита, – при чём здесь, вообще, Сфинкс?
– Один египтолог мне говорил, что, согласно древнеегипетским верованиям, Сфинкс знает, когда он бросится на пришельцев с далёких звёзд, которые захотят нарушить покой Хеопса. День его битвы с ними будет последним, ибо от его рёва Вселенная вся развалится на куски.
– Так значит, он, в принципе, бесполезен? К чему тогда такой пафос?
– Ритка! Уж от тебя я такого вопроса не ожидала услышать. Как может быть бесполезным чувство собственного достоинства, даже если оно ведёт тебя к смерти?
– Спасибо, Танечка, – прошептала Рита, косо взглянув на Свету, которая не прислушивалась к беседе, дерясь со Сфинксом, как беспардонный пришелец с далёких звёзд, – я очень тебя люблю!
Танечка, смеясь, нажала на сброс. Выкурив ещё по одной, подруги загнали в дом поросёнка и пошли спать. Несмотря на то, что в комнате было жарко, они легли, как обычно, в одну постель. Через полчаса Света поднялась, чтобы открыть окна, и вновь легла. Им не спалось долго.
Глава восемнадцатая
Проснувшись первой, Света рассеяно покурила, бродя по дому. Потом спустилась в нижнюю комнату. Целый час она там сидела, глядя на кепку Ивана Яковлевича, висевшую на крючке. Она провисела так двадцать лет. Никто к ней не прикасался. Света пыталась представить её владельца, который прожил необычайно яркую и достойную жизнь, сделав очень много добра очень многим людям, и о котором уж много лет не помнил никто, кроме его внучки с таким же горбатым носом и двух состарившихся соседей. Рита оторвала печальную Свету от её мыслей, велев ей заняться завтраком. После завтрака и скандала по поводу пересоленных патиссонов две обитательницы столетнего дома отправились на прогулку, взяв с собой Сфинкса. Они решили сходить на верхнее кладбище, чтобы положить цветы на могилу Таньки. Два георгина им подарила соседка – не тётя Маша. Она прекрасно помнила Таньку и даже плакала всякий раз, когда о ней говорили.
Было прохладно. По небу плыли серые облака. Выйдя за деревню, Рита и Света залюбовались раздольем сжатых полей, синеющим вдали лесом и всё ещё сохраняющими листву раскидистыми дубами возле оврага, что примыкал к околице. Поросёнок также вполне себе очарованно семенил по краю дороги. Во всяком случае, он молчал. Так дошли до кладбища.
Под раздетыми, едва слышно поскрипывающими при сильных порывах ветра берёзками фотографии на могильных плитах смотрели как-то потерянно.
– Симпатяшка, – сказала Света, увидев Таньку, нахальство взгляда которой также ослабло, – чем-то похожа на твою рыжую журналистку.
– Точно, – задумчиво согласилась Рита, – одно лицо. У той и другой – два уха, два глаза, нос, рот и волосы.
Две подруги сели на лавочку, грубо выставив поросёнка, который также хотел пройти внутрь ограды. Сев на листву около калитки, он заскучал. На ветвях берёз разнервничались вороны.
– А у неё детей не осталось? – спросила Света, закуривая.
– Осталась у неё дочка. Её зовут, между прочим, Катя. Не то зовут, не то звали – мне тётя Нина сказала, что она месяц назад исчезла. Сгинула без следа.
Света удивилась.
ebooksa