Некоторое время Ал молчал, а затем неторопливо опустился ниже и взял мою обнаженную ступню. Провел ладонью по стопе, по подушечкам пальцев, обхватив лодыжку… просто чтобы взяться поудобнее.
А я с трудом сдержала вздох удовольствия.
Ну приятно же, ежки-дракошки!
- В твоей жизни была бы еще власть, - ответил он тогда. - Неограниченная власть лаурии над империей. Выше тебя был бы только дож и догаресса, которой в данный момент не существует в природе. И не факт, что когда-нибудь она появится.
- Власть, - усмехнулась я, с трудом представляя себя кем-то вроде королевы. Александра Колдунова - повелительница империи! Ну смех да и только. - У меня будет не власть, а подчинение императору. На что я уже, к сожалению, дала свое согласие. Нет уж, мне бы домой. В родной город, где вообще нет никаких властных драконов, завидующих аурий и огненной магии, от которой может мигом погибнуть куча народу.
Перед глазами на миг вспыхнул горящий микроавтобус, облако пламени, глаза маньяка Церра, исчезающего в раскаленной желтизне.
- Подчинение дожу, и власть над остальными, - перебил мои страшные воспоминания Ал. - Ты привыкла жить так, как живут миллионы. И тебе страшно что-то менять. А еще тебе страшно учиться. Ведь умение управлять огнем позволило бы тебе научиться защищаться. Хватит бояться. Страх не даст тебе ни сил, ни спасения от опасностей, Саша. Страх просто спрячет тебя в сундук, окованный твоей же собственной волей, и в нем ты не будешь видеть ничего, кроме его бархатных стен.
Несколько мгновений я смотрела на Ала и не понимала. Все внутри у меня противилось его словам, и хотелось сказать в ответ даже что-нибудь неприятное
Я стиснула зубы. А потом наклонилась к нему поближе и, вглядываясь в глухую черноту глаз выдохнула:
- Сгорал ли ты когда-нибудь заживо, Ал?
Мужчина замер, не сводя с меня остекленевших, распахнутых чуть шире обычного, глаз. Мы были очень близко друг другу, но внутри меня клокотало что-то мрачное и злое, а что было внутри Ала - оставалось загадкой. Но я намеревалась дойти в своих описаниях до конца. - Что молчишь? Или может быть ты чувствовал, как с твоих художественных пальцев, - я коснулась его ладони, - и загорелых рук, - скользнула легким прикосновением вверх по его предплечью, - слезает кожа?..
Несколько долгих секунд утекли в гробовой тишине. А затем рука Ала дернулась, словно он хочет ее поднять, но тут же опустилась обратно.
- Нет, Саша, - ответил он тогда. И отвернулся, возвращаясь к рисунку на моих ногах. - Нет.
- Тогда ты не можешь знать, что правильно, а что неправильно, - закончила я, снова выпрямляясь на табуретке. - А страх может позволить спрятаться и сохранить свою жизнь в то время как другие, бесстрашные, будут умирать. Я предпочту быть трусом. Но живым.
После этого мы долго молчали. Ровно до того самого момента, как Ал не закончил свои рисунки, не встал, убирая набор с золотой хной и не выдохнул, уронив на меня тяжелый взгляд своих черных, как сгоревшая смола, глаз:
- Ничто в жизни не дается без труда, Саша. Иногда приходится перешагнуть не только через свои желания, но и через что-то более важное. Через мораль. Принципы. Иногда - через боль, которая может остаться с тобой навсегда. Но только сделав этот шаг, ты можешь достигнуть чего-то по-настоящему ценного.
От этих слов что-то внутри неприятно перевернулось. Словно он говорил сейчас вовсе не обо мне. А, может, не только обо мне.
Черные глаза показались еще более холодными, чем прежде. Настолько холодными, что о них можно было обжечься, как о самое яркое пламя.
Но Ал быстро отвернулся, махнув рукой в сторону двери.
- Тейноран уже ждет.