Холмов трагических убийство

22
18
20
22
24
26
28
30

– Фу-ух… Хорошо, хорошо. – продолжив вести карандашом по листку, вздохнул с облегчением Джон.

Вот линия прошла стык страниц и перепрыгнула на соседний обрывок. Шериф осторожно остановил руку – опять забыл куда вести кривую.

На секунду в глубине его разума опять показалось то, что ему нужно.

Не обращая уже внимание на головную боль, он, обрадовавшись, прочертил еще до следующего листа, но после этого со злостью кинул карандаш в стол и развалился на стуле.

“Она появляется на слишком короткий промежуток, я не успеваю запомнить ее! Осталось четыре таблетки. И ни одна не заставит убраться этому лицу у меня из головы. Получается, выбора у меня нет”. – рассудил Джон и раскусил еще одну таблетку.

В этот же миг перед ним прояснилось все то же лицо, но на этот раз оно оставалось в его памяти чуть дольше – он провел почти прямую линию, изображающую рот, и затем немного опустил ее конец.

“Хорошо, хорошо, уже лучше. – проговаривал про себя Джон, неуверенно ведя руку все ближе к левому краю.

Доведя ее до конца самого левого листа, он опять ушел в забвение – как и не видел заветного лица. Через пару секунд оно снова пролетело у него перед глазами, и он быстро продолжил. Тонкая черная линия не заканчивалась, а наоборот – убегала все вперед и вперед, затем останавливалась, а затем как ни в чем не бывало продолжала свой путь. Но со временем остановки учащались, а их продолжительность увеличивалась. Джон все больше и больше злился на себя, пока, наконец, на очередной неудаче, полностью не сбился с толку.

“Опять она исчезла! Я только закончил половину, а она уже дважды заставляет меня приходить в ярость. Но я не могу сдаваться, и это вынуждает меня раз за разом пытаться обуздать мою психопатию. Однако она развивается, и с каждым разом мне все сложнее запоминать ее лицо, будто я живу жизнью двух совершенно разных людей. Это так отвратительно! Словно один Я знает секреты человека, который мне близок, а второй Я ими пользуется. Чувствую себя подонком. Но не должен сдаваться, не должен. Вспоминай!”

Голову накрыло волной боли. Джон вцепился пальцами в ручки кресла и, пытаясь как можно быстрее избавиться от нее, схватил со стола оставшиеся три таблетки и быстро проглотил их.

Через пару секунд Донлон лежал на кресле без памяти.

***

– Что это? – открыл глаза он, услышав звук течения.

Посмотрел налево, в окно – увидел сияющее солнце, остальное вокруг различить было невозможно. Повернул голову правее, заметил разноцветную косулю, стоящую за голубым ручьем, не имеющим ни истока, ни впадающего ни во что.

“Что здесь, вашу мать, происходит?” – повернул он голову на бок.

Животное сделало тот же жест и уставилось на шерифа.

“Чего она глазеет на меня? Это какая-то уловка или так должно быть?”

Донлон сперва выпрямил шею, а затем положил голову на другой бок. Косуля в точности повторила его движения.

“Мм, получается она ничем не лучше меня… Ага…” – подумал Джон и сделал шаг в лужу. Не успела его ступня докоснуться до нее, как все под ним превратилось из мокрого асфальта в летнюю траву. Он, ничего не понимая, еще раз осмотрел все в округе. Ничего и никого – лишь одна странная косуля по другую сторону ручья, безостановочно повторяющая за прибывшим на эту поляну. Донлон сделал еще один шаг; не почувствовал ничего необычного, сделал еще. Пройдя так метров пять к ручью, он перестал бояться делать резких движений и спокойно пошел к потоку воды. Вокруг цвели розовые сакуры, их листья были душевно-розового цвета, каким обычно окрашивается небо в самые единодушные и счастливые вечера. Их тонкие ветви не переставали смотреть наверх, ближе к лучам, которые совсем не доходили до земли под деревьями. Джон, внимательно следивший за своими ногами, посмотрел на косулю. Та еще несколько секунд стояла на своих тонких ножках, и затем пронзила насквозь ледяная стрела. В миг кровь ее брызнула на лицо шерифа, и солнечное утро сменилось суровым морозным вечером: трава вся обратилась покровом снега, а теплый ветер – леденящей душу вьюгой. Крупными клочьями они врезались в лицо Джона, уже потирающего всего себя руками. На белом снегу осталось красное пятно. Послышался возглас вороны. Он эхом пронесся над всем лесом и, возвратившись, ударил в голову Донлона. Пред глазами его пролетела стая птиц и разлетелась по ветвям деревьев.

Первое карканье. Второе. Вдруг вся стая издала один протяжный стон, и земля содрогнулась. Солнце ударилось о поверхность земли и лучом провело вдоль нее линию. Джон посмотрел на снег – на нем до сих пор был заметен след крови. Он побежал дальше от света, где его никто бы не нашел, но вдруг из-под снега стали вырываться волчьи пасти. Шериф изо всех сил отбивался дулом револьвера, но их становилось все больше. Наконец, неудачно попав рукой прямо меж клыков, он почувствовал, как его плоть расходится, и затем посмотрел на запястье – то, уже полностью забрызганное кровью, неугамонно подергивалось вблизи находящейся в пасти кисти. Та так же беззаботно каталась из стороны в сторону. Джон еще раз посмотрел на предплечье и упал на спину без сознания.