Холмов трагических убийство

– Главное не стать доверчивыми по отношению к нему. – заметила Луна. -Иначе и он может обмануть нас. Как-никак нельзя пренебрегать его статусом подозреваемого – кто знает, что он мог совершить в реальности, правда?

– Определенно. – хором согласились друзья и решили было идти наверх. -Мы пойдем проверим сундук, чтобы спрятать отчеты.

– Я с вами. – настояла Паркинсон. -Надоело быть в стороне от всех ваших, по правде сказать, невероятно интересующих меня затей.

Все втроем они поднялись сначала на второй этаж, а с него, при помощи неуклюжей раздвижной лестницы, раскачивающейся с одной ножки на другую, залезли на чердак. Темная комната, заполненная серым от неба светом, почти вся состояла лишь из квадратных чемоданов и коробок. Можно было подумать, что сам чердак держится только на них, и в самой глубине этой массы однотипных кубов и параллелепипедов заметно выделялся большой сияющий сундук. Его изгибы были практически параллельны друг другу. Это можно было отчетливо увидеть, когда лучик попадал на одну из таких кривых – она отражала его на вторую, а та снова на первую, и таких пар был бессчетное множество. Джефферсон еле-еле поднял его и перетащил из угла в более доступное, но не менее незаметное место. На месте, где до этого мертво-намертво стоял этот огромный ящик, теперь красовался такой же изысканный ключ. Планк взял его, отряхнул от заволокшей его паутины и передал Джеффу. Тот вставил его в замок и легко повернул. Послышался щелчок. Втроем они открыли его, и еще не увидя что внутри, перед ними предстал абсолютно новый мир, мир их грез. Ничто так не радует глаз, как вид того, чего ты желаешь. На секунду все они бездумно погрузились в представленные картины, и казалось, что ни один другой вид не мог нарушить этот мимолетный момент, когда ты чувствуешь себя покорителем судьбы и счастья, когда нет для тебя препятствий и трудностей, и ты не знаешь, что такого несчастье и боль.

Оказывается, такой вид есть. Это было полчище пауков, быстро выбежавшее из-под дряхлой крышки. Они расползлись в разные стороны и больше не выбегали. На дне сундука торчал какой-то гвоздь, но бумага помещалась и в стороне от него. Собрав все листы воедино, они стопкой аккуратно положили ее и закрыли ящик.

– Ключ спрячем под сундук, как и раньше. – предложил Планк и закатил его в щель между днищем элегантной коробки и полом.

– И делов-то! – встряхнул руками Сол. -Теперь точно никто не сможет посягнуть на наше творение.

Со спокойной за свое будущее душой они спустились с чердака и, предпочтя забыть об этом странном и не поддающимся объяснению случае, разошлись по разным комнатам.

Следующее утро для Сола началось с рокотом грома и ударом молнии. Он почувствовал что-то неладное, и вспомнил про рукопись. Он босиком побежал наверх, опять разложил лестницу и поднялся к тайнику. На первый взгляд он не увидел ничего изменившегося с предыдущего дня. По крайней мере, он так думал. Планк пригнулся, протянул руку под сундук и, достав до ключа, случайно задел ногой лестницу. Та с грохотом упала, прокатилась еще на пару десятков сантиметров и, если и не подняла весь дом, то точно оставила гигантскую царапину на полу. Юнец отпрянул в сторону и повернулся лицом к квадратному проходу, в котором теперь был виден лишь деревянный пол. “Чтоб тебя!” – чуть не вырвалось из горла у него, но он, наивно полагая, что кто-то до сих пор спит, побоялся всех разбудить. Незаметно выпавший у него из руки ключ уже лежал в паре шагов от него. Он быстро дотянулся до него и открыл ящик. На месте лежала стопка бумаг, и он принялся пересчитывать ее. Сол думал только об одном: “Лишь бы я досчитал каждый чертов листок, лишь бы ничто не испарилось у меня из-под глаз”. Он считал вслух: “один, два… девять, десять, один, два… девять, двадцать, один…” Закончив подсчет, ему потребовалось еще немного времени, чтобы вспомнить, сколько их было вчера. К его удивлению, память его выдала точно такое же число, что оказалось и сейчас – шестьдесят восемь. Шестьдесят восемь страниц, исписанных кривыми и постоянно опускающимися на полсантиметра буквами, каждая из которых более странная и загадочная предыдущей, где даже не видны пробелы или концы предложений. Если кому-то и удалось бы прочесть это, то только самому Планку, и то – кажется, что он сам не до конца уверен в том, что понимает все написанное. Иногда даже ему самому казалось, что не он пишет свои отчеты, а нечто более неосознанное делает это. Нечто, к чему невозможно прикоснуться, даже если сильно этого захочешь. Но, как говорят некоторые из тех, кто предпочитают нож пистолету, “если к чему-то нельзя обратиться, значит оно уже мертво”.

Таким же чувствовал себя и Планк, оставшийся наедине со стопкой бумаг на чердаке и ожидавший прибытия помощи в лице Джефферсона или Луны, которые смогли бы поднять лестницу и вызволить из захваченного пауками темного дворца своего друга. Не успев и заснуть, Сол услышал медленные шаги, приближающиеся откуда-то из стороны окна к Планку.

У него перехватило дыхание, потому что он не знал, кто бы это мог быть. Шаги, не сказать, что были тяжелые, но и шажками их назвать было нельзя. Позже стал слышен стук каблуков и Планк понял – приехала Несси Паркинсон. По его расчетам ее не должно было быть здесь прямо сейчас, но все его планы в один момент рухнули с треском. Он прижался к стене и задержал дыхание. Все, на что он надеялся – это на невысокий уровень сообразительности пришедшей. В единственном стечении событий, которое более чем устраивало его, она просто складывает лестницу обратно, берет что ей там нужно и поскорее уходит. “Нельзя, чтобы кто-то увидел мои заметки”. – прошептал себе Сол, даже не подозревая, что обнаружить она может кое-что похуже – заряженный револьвер, оставленный под подушкой дивана.

Паркинсон прошла чуть дальше и завернула в комнату. Планк выглянул из-за угла и посмотрел в квадрат. Он смог выдохнуть и вдохнуть, как увидел черную туфлю, направляющуюся в его сторону. Планк знал, что Несси совсем не из тех дам, которые за любую неподобающую шалость проклянут тебя тринадцать раз, отчитают за все грехи, когда-либо совершенные людьми, затем начнут сеанс возвышения предыдущих поколений и закончат на повелительном ударе каблука, оставаясь при этом в полной своей невозмутимости. По рассказам Джефферсона он знает, что она никогда бы так не поступила с тем, кто ей дорог. “Но я ведь дорог ей, правда?” – вдруг вслух спросил Планк.

Все замолкло: ни единого скрипа, шороха, хруста. Было почти очевидно – Паркинсон прислушивается и пытается понять, не послышался ли ей этот звук. Сол не мог позволить себе выглянуть, чтобы посмотреть, куда она пропала, но его любопытству не было конца – он одним глазом посмотрел щелку между досок стены и увидел подозрительный взгляд той самой женщины, которую он впервые увидел всего два дня назад. Он изо всех сил пытался успокоить себя мыслью, что причина ее прибытия в дом заключалась в нужде взять забытое, однако она казалась ему настолько нелепой, ведь как можно забыть что-то, когда ты едешь на съемки? Звук медлительных шагов вновь возобновился, и тот единственный аккорд начал сбываться: сначала она аккуратно закрыла дверь, затем подняла лестницу, поставила ее у стены и прошла мимо квадрата. После прокатился по всем стенам и потолкам хлопок двери, и душа Планка словно запела: чувство облегчения задало тональность, а мысли о свершениях предстоящего дня сложились в мелодию. И теперь уж точно ничто не могло затмить ее характер – на небе разбежались, высвободив солнце из заточения, облака, и открыли его лучам новые пути для озарения этой пусть и не безвинной, но все же мало-мальски стоящей планетки.

– Ну и что ты тут забыл? – деловито перекрестив руки, неожиданно спросила стоящая внизу Луна, глядящая на прищурищего от света глаза Сола. -Как ты умудрился лестницу-то уронить, ума не приложу!

– Луна, это ты! – обрадовался Планк. -Освободи-ка меня, пожалуйста, отсюда, а потом я, может быть, все вам расскажу.

Паркинсон последовала просьбе Сола. Тот, положив обратно стопку и закрыв сундук, спустился вниз и теперь уже окончательно закрыл глаза – поток света был настолько сильным, что без сомненья можно было сказать, что подставив лупу под один из них, с легкостью можно было бы устроить пожар.

– Теперь я жду-с объяснений. – все с тем же тоном сказала Луна.

– Постой, мне надо опомниться… С утра меня что-то ударило в голову – я забеспокоился о всех наших записях, и мигом ринулся наверх. Открыл ящик, посчитал страницы, и все оказались внутри – ни пропало ни одной. Но есть, как видишь, одна неприятная тонкость, – он посмотрел на взбесившуюся его стремянку, -Все, что могло пойти не по плану, пошло не по плану.

– Лучше бы ты и вовсе не поднимался сюда. Ты слишком волнуешься о расследовании, вкладываешь в него больший смысл, чем есть на самом деле. Не хочу говорить это слово, но, похоже, ты начинаешь быть ОДЕРЖИМ им.

– ОДЕРЖИМ? – жалостливо посмотрел он в глаза Луне.