Разбегающиеся миры, или Вселенская толкотня локтями

22
18
20
22
24
26
28
30

1

Погожим летним днём популярный в некоторых кругах

тележурналист и блогер Юрий Рокотов пребывал в великолепном расположении духа. Умиротворенность Юрия проистекала от того, что его шеф Рокецкий сдержал обещание и выделил-таки творческому лидеру своего медиа-холдинга новую машину. Да какую! «Витязь» седьмой модели – новейший аэроболид-амфибия, которому были подвластны не только автотрассы и воздушный океан, но и болота, акватории и морские глубины! Авто такой модификации поступили только в элитные спецслужбы, да и там их можно было сосчитать на пальцах двух рук.

Правда, восторг Рокотова не был абсолютным. Относительность ликования объяснялась двумя факторами. Первый. Болид был передан журналисту во временное пользование. Второй. Хитрый еврей Рокецкий элементарно опасался лично «рассекать» на «Витязе-7», поскольку это был первый в мире автомобиль на термоядерном двигателе. Реактор его запускался единожды и на весь срок эксплуатации. Нормативный ресурс равнялся десяти миллионам километров пробега, а гарантийный срок составлял тридцать лет.

Сидеть задницей на «атомной печке», пусть и миниатюрной, шефу было некомфортно. Исключительно из-за этого он и отдал болид «на обкатку» обласканному им телеведущему рейтинговой программы. В противном случае подчинённый финансового воротилы и близко не подошёл бы к машине, доступ к которой в России имели лишь избранные.

Но страхи Рокецкого были неведомы рисковому Рокотову. И потому сейчас русский папарацци, следуя на «Витязе» улицами столицы, от радости насвистывал мелодию популярной песенки. Он ехал к административному зданию Московского государственного университета, где ему предстояло взять интервью у проректора по научной работе Марченко.

Почти год журналиста не посещало праздничное настроение – с

момента смерти жены Лидии. До того скорбного события Юрий и не предполагал, насколько значимой для него было пребывание Лидочки в этом мире. А ведь он настолько привык к её светлому присутствию за долгие годы супружества, что и не особо дорожил им. Более того, при случае не чурался интимного общения с чужими хорошенькими женщинами, чего уж там…

Только лишившись той, что ему была ниспослана Богом, Юрий осознал бесценность и безвозвратность потери. И страдал так сильно, что с прошлого лета не то что не оказывал мужских знаков внимания дамам, но и внутренних побуждений к тому не испытывал. И вообще страсть к жизни в нём поиссякла. То ли так отразилась психическая травма, то ли сыграл свою роль и возраст (шестьдесят и в середине двадцать первого века – шестьдесят), но «душевный декаданс» основательно подкосил Рокотова. А вот сегодня он положительно переживал ренессанс.

Оставив аэроболид на стоянке близ главного корпуса МГУ, журналист прошёл внутрь. Юрий всегда испытывал глубочайшее почтение к старине, и потому, следуя к апартаментам Марченко, он испытал нечто похожее на священный трепет перед храмом науки.

С делами у проректора Рокотов разобрался за пару часов. Выйдя из приёмной, он лифтом спустился на первый этаж и направился, уж было, к выходу, как вдруг сработала электронная памятка мобильного телефона, мягкой соловьиной сигнальной трелью известив его о наступлении полудня. Университетский гость и одновременно бывший студент факультета журналистики припомнил, что прежде в административном здании имелась неплохая столовая. Обед же пришелся бы весьма кстати, ибо с утра у Юрия в желудке плескались лишь две жалких чашечки кофе (вторая – дарованная проректором).

И визитёр изменил маршрут. Он миновал просторный прохладный холл и знакомым длинным коридором отправился туда, куда его влекли голодное нутро и воспоминания молодости. У самого входа в университетскую столовую стояли трое громадных субъектов со сцепленными в замок в области паха руками, точно у футболистов «в стенке» при пробитии штрафного удара. Они, несмотря на жару, были облачены в одинаковые чёрные костюмы. Рокотов разочарованно замедлил ход, полагая, что вход в пункт питания строго ведомственный и посторонних туда не впускают, однако субъекты в костюмах безропотно расступились перед ним… Странный караул…

В студенческом общепите журналисту не доводилось бывать едва ли не сорок годков. У него даже голова закружилась, и сладко защемило сердце, едва он окунулся в веселую озорную студенческую среду. Рокотов угодил в самый разгар обеденной поры. Столовку заполнили юные посетители, и сервис-роботы не поспевали обслуживать прожорливых, как галчата, «студиозов».

В офис медиа-империи Юрий не спешил, и потому его забавляла окружающая кутерьма из гомона студенческих голосов, приветственных восклицаний, дружеских подначек и подталкиваний, а также периодических здоровых урчаний ненасытных молодых желудков. В атмосфере задора и жажды наслаждений он сам точно сбросил груз десятилетий, ощутив зверский аппетит и готовность сожрать неразделанного бизона.

«Голова» очереди, находившаяся у вожделенной раздачи блюд, была сокрыта от её «хвоста» полупрозрачной ширмой. От пола нижний край ширмы отделял проём в пятьдесят-шестьдесят сантиметров, через который просматривались ноги проголодавшихся, мерно переступавших «приставным шагом», как выразился бы школьный физрук. Тривиальная вполне мизансцена. Тривиальная – в принципе, ан не сегодня, потому что внимание Рокотова не могли не привлечь некие прехорошенькие девичьи ножки. Изящные, точёные, наполненные приятной округлостью и упругостью, ощутимой и на расстоянии мужского взгляда, они были хороши сами по себе. Однако непередаваемый шарм им придавало то, что они жили особенной жизнью (не похожей на прозябание остальных – банальных и унылых на их фоне – нижних конечностей).

Прелестные ножки в лёгких летних туфельках на каблуке-шпильке не замирали ни на одно мгновение: они то деловито постукивали по рантам мужских сандалий коричневого цвета, расположившихся спереди, то разворачивались на сто восемьдесят градусов и провоцирующе приступали на носки кроссовок сорок пятого размера, боготворяще застывших позади них. Или же, вдруг, ножки в нетерпении принимались отбивать ритмическую чечётку, поскольку они были столь юны, что им претило растрачивать хотя бы несколько минут на рутинное времяпрепровождение в этой простоватой, как пробка, очереди. Им, этим ножкам, наверняка хотелось воздушно порхать в эротическом эфире, танцевать в покорном пространстве, а если и замирать, то лишь затем, чтобы воспринимать безмерное обожание своих приближённых.

Рокотова заинтриговало сие наваждение, за которым, несомненно, просматривалась общительная до сумасбродства дамская натура. И Юрий, продвигаясь в очереди, с нетерпением поминутно бросал взоры на кассу, возле которой из-за ширмы должна была появиться загадочная особа. Он впервые за истекший год ощутил себя нормальным, полноценным самцом, облизывающимся не столько в предвкушении, сколько в предвидении лакомого кусочка.

Но в критический момент, как назло, к Рокотову привязался сосед по очереди – типичный образчик «вечного студента». С проплешинами на макушке, в потрепанном и засаленном костюме, который по возрасту почти не уступал самому «манекену», «вечный студент», чего и следовало ожидать, принялся нудить о смысле человеческого существования и вечном братстве, а кончил тем, что «заканючил» у журналиста энную сумму на пропитание. Короче, держал себя так, словно Юрий приходился ему приятелем или числился завсегдатаем студенческого общепита.

Досадливо кряхтя, Рокотов отделался от «прилипалы», сбросив тому на карту сумму мелкой покупки, а когда обратился к кассе, обладательницы дивных ножек и след простыл. «Раздраконенный» мужчина внутренне аж взвыл от злобы, обуявшей его, и чудом сдержался от непреодолимого побуждения дать пинка попрошайке, уже приклеившемуся мертвой хваткой к следующему «финансовому источнику» – стоявшему позади противного вымогателя.

Юрий растерянно осмотрел большой зал: ну как найти среди трёх сотен едоков ту самую особу? Не заглядывать же под столы в поисках потерянных хорошеньких ножек? «Уймись, – урезонивал он сам себя, выбирая блюда и размещая тарелки и стаканы на подносе. – Вспомни первый закон студента Рокотова: «Коли ножки хороши – над фейсом смейся от души, ну а если грудь с понтом – значит ноженьки винтом».