Ребята кивнули мне, и я отошел. Рая и Стелла ничего не сказали, даже не улыбнулись, даже Раечка не улыбнулась! Я чувствовал себя ущербным.
Народу, повторяю, было немного. Все происходило тихо и, я бы сказал, степенно. Самым громким был спокойный тихий голос крупье:
— Ставки сделаны, господа, спасибо, ставок больше нет, спасибо.
Это был худощавый седой мужчина с усталыми глазами. И вдруг я вздрогнул. К нему подошла та самая женщина, с которой я встретился, когда возвращался со злополучного завтрака. Ее глаза скользнули по мне и не остановились.
— Правда, хороша? — спросил меня подошедший сзади Туровский.
— Да, — вынужден был признать я. — Просто блеск.
— Наша гордость, — сказал он.
Я обернулся и удивленно переспросил:
— Ваша гордость?
— Конечно, — кивнул он. — Она наша крупье.
— Крупье?!
— Да. — сказал он. — Вечером за столом будет стоять она. А Рохлин работает днем, когда народу немного. Вечером он будет разносить напитки.
— Он стюард? — спрашивал я. — На крупье он больше похож.
— Когда вы увидите Ольгу, вы поймете, что такое настоящий крупье, — сказал Туровский, и в голосе его действительно слышалась неподдельная гордость.
— Так ее зовут Ольга? — уточнил я.
— Да.
Она уже удалилась, эта неизвестная Ольга, таинственная незнакомка. Я тоже решил уйти. Мне нужно было выспаться, чтобы избавиться от этой непрекращающейся головной боли. Мне нужно быть в форме.
Потому что вечером я приду сюда.
5
Ужин я проспал. Несколько часов сна сделали свое благое дело: впервые за несколько дней я почувствовал себя человеком. Как мало, оказывается, человеку надо, чтобы почувствовать себя человеком.