Софочка

Орлов опустил голову, и Софи, холодея, осознала, кто именно была та женщина, не позволявшая Глебу общаться с сыном.

Бельская читала о случаях "использования работников-мужчин не по-назначению", но впервые столкнулась с этим в "живую".

Наконец в комнату вбежала Франсин.

"Ну, насколько хватит терпения Мэри?" с ужасом думала она; далеко не в первый раз случалось такое…

Все участники вышли в коридор, и уже собирались разойтись каждый по своим делам, но в этот раз Софи Бельская взяла инициативу в свои руки.

– Я прошу прощения! – заговорила она решительно. – Я считаю, что мы все должны обсудить ситуацию. Дети страдают. И Даниель больше всех. Мы просто обязаны что-то предпринять.

– Мы? – изумилась Мэри. – Вы-то что можете добавить? Вы разве не видео-рекламу редактируете?

– Да, но с учётом психологического влияния на зрителей.

– Мне действительно очень больно за Даниеля! – Мэри бросила, с вызовом глядя на Франсин и Глеба. – Позволите напроситься к вам в гости, после работы?

– Разумеется, милости просим! – отозвалась мадам Тремблей, бывшая Бренда, та, которая называлась "Люси Гонзалес", когда она родила сына.

* * * * *

Мэри должна была прибыть с минуту-на-минуту.

Софи уже переодевалась в своей комнате, когда, постучав, вошла Франсин.

– Прости, пожалуйста, – заговорила она. – Ты не обратила внимания, КАК мистер Чёрнсын среагировал на тебя?

Бельская хотела ответить шутливо, но не смогла.

– Мне показалось, он прочитал мои мысли, – призналась она наконец.

– Да, у него – специальный приборчик для этого, – объяснила Франсин, радуясь, что наконец-то можно просто врать, не заморачиваясь. – Радиус действия – шесть метров! Но я принесла тебе… То, что поможет.

Это было серебряное ожерелье, точнее медальон-зеркало, почти с пол-ладони размером. Цепочка шла не колечками, а плотными звеньями, как браслет часов, фиксируя подвеску отражающей стороной – к коже.

Софи молча надела ожерелье; не спрашивая и не споря – так напугали её сегодняшние события в детской группе.

"Не стоит рисковать," решила она.