Венганза. Алый рассвет,

22
18
20
22
24
26
28
30

– На колени, Родригес, и клянись в верности картелю!

Слова царапали горло, но голос его не дрогнул:

– На коленях я клянусь только перед Хранительницей. Клятву верности асконцы приносят стоя, потому что готовы стоять за дело до последней капли крови.

Перро оскалился.

– Болван, ты ничего не понял.

И пнул Алехандро в живот, так, что тот, кашляя, согнулся пополам.

– Поклон, уже лучше. Скоро научишься манерам, – Перро швырнул ему под ноги кольцо.

– Тебе придется подтвердить клятву кровью, своей и чужой. На встрече с Бауэром чужаки мне не нужны, только мои люди. Клянись в верности лично мне!

Перро протянул окровавленную руку и Алехандро сжав зубы, заставил себя поцеловать перстень с печатью картеля. Нет! Это была не печать картеля – голова грифа. С перстня злобно скалилась собачья пасть, личная печать Панкрасио Перро.

– Клянусь, – прохрипел Алехандро, понимая, что Перро нарушил ритуал принятия в семью. Фактически, он повел себя как новый Дон.

– Теперь ты мой, твоя жизнь и твоя смерть зависят от моей милости. Помни об этом, Родригес.

Веревки разрезали, но Алехандро не сразу сумел подобрать непослушными пальцами из пыли под ногами символ того, к чему так долго стремился. Путь к этому моменту оказался куда более длинным и извилистым, чем предполагал капитан Родригес, давая согласие на участие в операции Тайного Корпуса "Рассвет над Сьерра-Альте".

ЭПИЛОГ

Сан-Висенто пылал. Всадники с закрытыми лицами бросали в окна домов, где жили жандармы и их семьи, бутылки с зажигательной смесью.

Пожар от алхимического пламени превращал дома в пылающие спички, охватывал целые кварталы. Эррера едва успел вытащить из огня престарелого хозяина дома, где снимал комнату. Его лишили последнего – своего угла, пристанища и памяти. Фотографии детей и жены сгорели, и осознав это, Эррера погрузился в холодную, обжигающую ненависть, лучше любого шаманского снадобья державшую его на ногах.

Два этажа квартир, где кроме него обитали и другие семьи, превратились в черное вонючее пепелище всего за полчаса. Жертв могло быть больше, если бы не карнавал – люди еще не вернулись в дома, смотрели удивительный фейерверк и танцевали.

Город наполнили крики, ужас и метания. Пожарных не хватало, добровольцы спешили на помощь в борьбе с огнем. Эррера, наплевав на обожженные руки и слезящиеся от дыма глаза, помогал организовать доставку пострадавших в лечебницу. Лекари, сдирая на ходу карнавальные маски, спешили к пострадавшим. Только Вивианы нигде не было видно, доктор Ривас сказал, что к ней его не пустил огромный и жуткий тролль.

А город горел, вспыхивали кусты и деревья, высушенная летней жарой трава воспламенялась мгновенно.

Когда пожар уже подобрался к Пласа де ла Конкордиа, куда, ища спасения в каменном храме, сбегались горожане, исповедник протиснулся сквозь толпу и встал, раскинув руки и устремив взгляд в небо. Ему кричали, чтобы шел возносить молитвы перед статуй Девы, но падре Энрике остался стоять, а с неба посыпались крупные хлопья снега. Снег в конце лета! В Асконе! Что это, если не чудо?

Кристаллы снежинок разрастались, покрывая ледяной коркой раскаленные камни и перекрытия, пожар затухал под морозным коконом. Воздух становился слишком холодным, было невозможно дышать, люди отступали все дальше. И наконец падре оказался один посреди покрытой изморозью улицы, в окружении опустевших домов.