Руки прочь, профессор

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да, да, – она это выкрикивает, а я продолжаю мучить её клитор, любуясь каждым воплем, каждым отчаянным звуком, что вырывается из её рта.

– Кричи, кричи, холера. Сегодня ты голос сорвешь.

– Если не сорву – с вас двойная ставка! – паршивка каким-то чудом умудряется это выстонать.

Намек понял, значит, пальцам моим пора оказаться внутри. Чтобы не было сил болтать!

– Ох! – холера так забавно замирает, будто я застукал её на горячем. Ну, да, на горячем. И на мокром.

– Не переживай, – растягиваю губы в улыбке, – я уже понял, что ты меня хочешь. До этого.

Вижу эту тень на её лице. Болезненную, горькую. Ну точно, мы же враги смертельные, она же терпеть меня не может. Терпеть не может, но течет при этом от моих прикосновений по-прежнему. И теперь уже даже я понимаю, что у неё так не со всеми. Со мной. Только со мной. Иначе почему мы приходим вот к этому раз за разом?

– Не думай сейчас ни о чем. Не порти себе удовольствие, – советую, неожиданно ощутив прилив милосердия. Недолгий впрочем. Уже через секунду я начинаю трахать её пальцами, выгоняя из пустой красивой головы все лишние мысли.

Правильно. Вот так, вот так! Гнись, скули, сжимайся вокруг моих пальцев горячим своим нутром. Ты мне с первого раза три оргазма должна. Все испортила своими сюрпризами!

Нет. Не испортила. Удивила. Искусила. Совсем лишила рассудка.

С ума ведь сходил от беспокойства, когда был в ней. Больно ведь было холере моей бесценной. Дрожала, кусалась, терпела через силу. Раскатать её хотел, а сам потом – едва со словами нашелся.

Но сейчас… Все свое верну. С процентами.

В какой-то момент приходится все-таки расстегнуть ремень, сбросить брюки на пол. Потому что член вот вот взорвется от напряжения.

Холера у меня – отчаянная, непуганная. Каждый шаг вперед сейчас – все ей страшно. И когда горячий член прижимается к её животу – она снова пугается. Конечно.

Ничего. Я знаю, как её отвлечь. Снова прижимаюсь ртом к шее, засасываю кожу, закусываю. Черный след от меня останется. Эту ночь паршивка долго не забудет. А когда забудет – подойдет к зеркалу и вспомнит.

Реакция на высоте, конечно. Новый сладкий вскрик. Снова она выгибается, снова обхватывает ногой мое бедро.

Ближе, ближе, детка.

Мой член только рад потереться – об твой живот, об твой лобок, потом – сполти еще пониже. Потереться, примериться, ощутить, что ты течешь.

Ох, как же ты течешь, детка…

– Какая же ты охуенная, холера, – шепчу, сползая губами ниже шеи, – сожрал бы тебя прямо сейчас, но хочу растянуть удовольствие.