Если бы она стояла ближе, он бы смог добраться до её шеи. А так… Ну, разве что в прыжке дотянуться. Но Макс сейчас сомневался, что способен на такой подвиг. Костылём её подцепить, что ли?..
Он откидывает голову. Касается затылком стены. Это даёт ему ощущение твёрдости. Да и мир не так плывёт перед воспалёнными глазами. Откуда она взялась, эта идиотка настырная?
– Ты не знаешь, что значит жить без ноги. Ты не знаешь, каково это – чувствовать себя беспомощным в сильном и здоровом теле. Ты не знаешь, как это – забыть о движении, об игре мышц, прыжках и поворотах. Я не помню, как пружинит земля под ногами. Но она, – Макс яростно хлопает себя по колену, – она помнит. Болит. Хочет достать туда, куда ей никогда не дотянуться.
Зачем он ей всё это рассказывает? Мерзко. Словно давит на жалость. Он умолкает, пытается удержать судорожный вздох и ловит движение. Пытается сфокусировать взгляд и мотает головой, не веря глазам. Нет, она точно чокнутая. Больная на голову.
Альда спускает вниз гетры. Полосатые. Жёлто-чёрные. С котиками и бантиками по чёрному полю. Затем она задирает свитер и молча начинает стягивать с себя лосины.
Это что, акт милосердия?.. Он настолько жалок, что она решила его пожалеть таким образом?..
– Спасибо за стриптиз, – делает он три громких хлопка. – Но это уже лишнее.
Девчонка не останавливается. Точно сумасшедшая. Цирк подзатянулся, и Максу до ужаса хочется её выпереть поскорее и выпить ещё.
– Хватит! Прекрати! – он зол не на шутку, но Альда уже спустила штанишки и стоит перед ним, как ребёнок: лосины внизу, пальцами она аккуратно придерживает длинный свитер. Задрала его почти до трусиков. Но Макс туда не смотрит. Взгляд его прикован к уродливому шраму – сине-красному, что опоясывает правое колено, как змея.
Макс слышит, как капает вода. Противно, мерно, очень громко. Тикают часы на стене. А его будто привязали к сине-красной змее. Словно она ужалила его и парализовала. Всё плывёт перед глазами. По виску течёт капля пота.
– Я балерина, – Альда говорит так, будто находится под водой. Медленно, плавно, без эмоций. Ровный голос, неподвижное лицо. Только губы шевелятся, как створки раковины. – Как видишь, бывшая. Я больше ничего не умею. Да и не хочу. Ты поможешь мне. Я помогу тебе. Поэтому скажу ещё раз. Я хочу танцевать с тобой, Макс. Хочу, чтобы ты танцевал со мной. Даже не для того, чтобы кому-то что-то доказать. Хотя и это тоже. А… чтобы жить и дышать. По-настоящему.
Она разжимает пальцы. И растянутый свитер падает вниз. Прикрывает колени. Наклонившись, Альда поднимает лосины. Подтягивает их повыше под свитером. Не спеша поправляет гетры – смешные полосатые гольфы с ярко-жёлтыми котятами и бантиками на чёрном фоне. А затем идёт к двери. В проёме останавливается и оборачивается.
– Ты подумай, – прожигает карими глазищами, – а я приду ещё. Дня через два.
Максу не хватило духу ни окликнуть её, ни остановить. Он так и сидел на табурете, с ненавистью поглядывая на костыли. Чёртова дура. Такой день испортила. Нарушила его личные границы. Тщательно лелеемое забытье. Не дала дослушать музыку. И вообще.
Он добрался до комнаты. Рухнул в компьютерное кресло на колёсиках. Крутнулся пару раз. Но в голове и так шумело и вертелось, как в балагане. Порывшись в плей-листе, врубил Моцарта. Погромче. Ту самую часть из «Реквиема», что стонала и оплакивала. Тянула, зажав в кулаке, нити души. И тот самый синий сдувшийся шарик поволокла за собой, как на аркане.
На столе – недопитый стакан с водкой. Макс зажимает его в руке. Смотрит, как плещется на дне прозрачная жидкость, а затем с силой запускает его в стену. Звякают осколки, вплетаясь в хор, что выводит заупокойную песнь.
Макс выключает музыку. Закидывает руки за голову. Пялится в потолок. Сидеть в тишине больно. Быть одному – невозможно.
– Приезжай, пожалуйста, – просит он сестру, как только та берёт трубку. – Я тут… в общем, приезжай, Лизхен.
Только ей он доверяет и может позвать. Только она не будет смотреть на него с жалостью, причитать, пугаться, записывать к психологу или психиатру. Мать совершенно не годится для специфических поручений. А младшая сестра – вполне.
Пока она добирается, лучше привести себя в порядок. И музыку повеселее. Конец классике. Привет, рок.
ebooksa