Никогда не предавай мечту

22
18
20
22
24
26
28
30

К Максу она заявилась с утра пораньше.

– Я думал, ты пошутила, – сладко зевает он, потягиваясь прямо у порога. Взъерошенный, домашний, с голым торсом.

– Я никогда не шучу, – ей хватает сил не улыбаться, но приходится хмурить брови и губы бантиком складывать. – Ты  – в душ, я –  на кухню. Чай заварю.

– А завтрак? – Макс пытается изобразить разочарование, но глаза сверкают недобро, и она понимает: сейчас будет битва.

– Завтрак после тренировки. Если заслужишь.

– Я тебе что, цирковое животное? – огрызается он, распрямляя плечи. – Ты что раскомандовалась?

Альда легко поводит бровями и замирает. Если ему надо, пусть выговорится. Выплеснет на неё раздражение. Она потерпит. Наверное, он что-то такое видит в её глазах, бьёт раскрытой ладонью в дверной косяк и скрывается в ванной. Вот и славно.

А затем они пьют чай. Сидят за одним столом. И Альду накрывает. Как-то чересчур уютно ей, хорошо. Словно они супруги, что живут бок о бок долгие годы. И эта чашка с еле заметной трещинкой внутри кажется ей знакомой. И Макс с мокрыми волосами. От него пахнет гелем для душа и кремом после бритья.

Хочется притронуться к его щеке ладонью. Попробовать, такая ли она гладкая, как кажется. И ощутить губы его на запястье.

От этих мыслей хочется плотнее сдвинуть ноги, потому что непривычно пульсирует внизу живота. И соски твердеют болезненно, словно им холодно, очень холодно.

– Эй, ты не сердишься? – его прикосновение к пальцам как ожог. Альда вздрагивает и проливает чай. Как хорошо, что он уже не горячий.

– Нет, конечно. Я знаю: тебе нелегко. К этому не привыкнуть сразу.

– К чему? – Макс прикрывает глаза, прислоняется спиной к стене, но руку не убирает. Тепло доходит до локтя, словно он – батарейка. Или источник тока – слабенький, но достаточный, чтобы её «щипало» и гнало по венам кровь, пронизанную этими микроскопическими разрядами.

– К тому, что кто-то будет надоедать и раздражать. Что-то требовать от тебя. Тормошить. Но с чего-то надо начинать, Макс. Иначе пропасть будет становиться шире, а возможностей выбраться из неё – всё меньше. Можешь сердиться. Гнать меня. Я всё равно не уйду. А если уйду, то вернусь.

– Почему? – он, наверное, не понимает, что стискивает её пальцы крепко. Так сильно, что вдавливает их в чашку до онемения.

– Потому что ты мне нужен, Макс. Всё просто.

Альда встаёт. Рука его, разжавшись, сиротливо падает на стол. Она берёт чашки и направляется к мойке.

– Я сам, – мягко отстраняет он её плечом. – Я должен сам. Ты мне не нянька. И больше никто не нянька.

Альда смотрит, как он моет чашки. Внутри пушистым комочком шевелится нежность. Он молодец. Он боец. А то, что на время сдался, не важно. У всех бывают сложные периоды. Главное, что они заканчиваются.

– Давай ещё раз. И ещё, – подбадривает она, заставляя Макса качать пресс. Отдаёт команды сухо, а внутри восхищается. И красотой его тела, и выдержкой. – На сегодня хватит.