Гомер часто заставал маму о чем-то с ним разговаривавшей. Что такого она могла доверить… свинье? Это было странно. Но, в конце-то концов, не более странно, чем беседовать с песчанкой, а ведь он сам часто так делал.
Он погулял по саду, где-то ухоженному, а где-то – не очень, и прошел мимо высокой сосны, на толстых ветвях которой отец когда-то построил для него домик, сейчас уже сильно обветшавший. Остановился у корней пробкового дуба: под ним он сам когда-то сложил груду камней, увенчав ее крестом из ветвей. – Привет, малыш Биби, представляю тебе малыша Биби-Два, он только что стал членом семьи, – сказал Гомер, поглаживая шерстистую головку песчанки, напуганной порывом ветра.
Он уселся перед горкой камней, скрестив ноги по-турецки, и принялся рассказывать о прожитом дне, как всегда и делал, уверенный, что какая-то ниточка связывает первую Биби с его отцом. Ах, Гомер никогда – НИКОГДА! – не верил, что отец мог… распрощаться с жизнью. Наоборот, в глубине души ясно чувствовал, что он здесь, жив, и был уверен в его возвращении. – Эй, малыш, ты куда? – вдруг вскрикнул он, вскочив.
Песчанка вырвалась и мгновенно скрылась в зарослях садовых трав, таких высоких, что за ней было не уследить.
– Биби-Два! – позвал Гомер.
Наконец он ее увидел – на вымощенной дорожке, где, как он и предполагал, песчанка ждала его, стоя на задних лапках и вперившись в него крохотными глазками. Стоило ему приблизиться, как она снова побежала к гаражам, прилегавшим к дому, а затем к хижине, стоявшей в стороне. Когда-то здесь играли дети, а потом дедушка Гомера и позже отец устроили в ней студию для монтажа фильмов. Там было логово Давида Пима.
Гомер замер. Последними туда входили полицейские, как раз перед тем как расследование, длившееся месяцы и не давшее никаких результатов, было прекращено. Тогда-то Изабель Пим закрыла ставни, заперла дверь, опустила ключ в карман и уединилась у себя в кабинете.
Затаив дыхание, Гомер остановился в нескольких метрах от запретной постройки. Песчанка ждала его на пороге, поглядывая до ужаса хитрющими глазками. – Туда нельзя, – забеспокоившись, прошептал Гомер.
Дрожа, он махнул руками, словно зовя маленькое существо к себе.
– Иди же сюда, иди. Это уже не смешно.
Удивительно, но Биби-Два послушалась и ушла с порога, стремительно взобравшись на гостеприимное плечо юного хозяина.
Гомер вернулся в дом и прошел на кухню, ему стало не по себе от того, что он так близко подходил к студии. Он налил и выпил большой стакан газированной воды; в животе сразу заурчало. Потом посадил песчанку на стол и, опершись на него локтями и обхватив руками голову, стал наблюдать, как зверек лузгает семечки подсолнуха. Гомер давно уже успел привыкнуть к этому зрелищу, и все-таки оно ему не надоело. – Ты вошла в нашу семью и должна знать, что есть две-три вещи, которые ни в коем случае нельзя делать у Пимов, – вполголоса начал он. – Первая – запрещено входить в хижину. Вторая… ладно, то же самое. И третья – то же самое. Ты поняла?
Он готов был поклясться головами всех, кого так любил: только что Биби-Два едва заметно кивнула очаровательной мордашкой. Гомер отпрянул. Не иначе как он переел шоколадного торта и теперь у него галлюцинации…
– Черт-те что, – и он возвел глаза к небесам.
– Это ты про что? – спросила Нинон.
Гомер вздрогнул. Он не слышал, как вошла тетя.
– Нет-нет, – ответил он, – ничего.
Нинон заметила на столе песчанку и погладила ее по головке.
– А ведь ты и правда прелесть! Но твоему хозяину следует отнести тебя в свою комнату… Потому что, сам знаешь, кое-кто не оценит ее присутствия здесь.
Гомер с досадой взглянул на Нинон.
ebooksa