Комната, которая скрывалась под личиной гостевой спальни, была самым настоящим застенком — и вовсе не по причине ее месторасположения относительно спальни Виктора. В этой темнице страдали и умирали люди — это ощущалось здесь во всем. Спертый и вонючий воздух в комнате обдавал отчаянием.
Стены были сплошь обиты бурой тканью с едва читающимся узором в виде лилий и чертополоха. Эти «обои» в некоторых местах зияли прожженными проплешинами и выглядели столь древними, будто комната появилась здесь еще раньше, чем сам дом. У окна стоял огромный резной гардероб с точеными дверцами, бронзовыми витыми ручками и даже башенками; его украшал резной орнамент в виде листьев плюща. В углу примостилось пианино, напоминающее отросшую от грязно-бурой стены опухоль. Напротив пианино замерла, словно скальный утес посреди моря, старинная кровать с истлевшим пологом. Все пространство под ней было заполнено… костями! Хватило одного лишь взгляда, чтобы понять: человеческими. И их там было так много, что они даже вываливались из-под дубовой рамы.
Потрясенная Кристина зажала рот рукой. Виктор дернул головой, но не позволил себе даже отшатнуться. Сейчас, когда рядом сестра, он должен быть храбрым…
В углу, под потолком, действительно висел человек. Сплошь обмотанный алыми нитями и теми же нитями привязанный к стенам, он едва мог пошевелиться в своих путах. На его руках ржавели суставчатые латные перчатки, а на ногах — остроносые кованые башмаки, в которые были заправлены засаленные коричневые штаны. Больше на нем не было ничего, если не считать короны с длинными — не менее чем два фута каждый — зубцами.
«И как она не спадает с его головы? — подумал Виктор. — И как такие тонкие нити удерживают его во всем этом железе?»
На кровати были грудой свалены вещи и оружие пленника: камзол, тяжелый с виду плащ, доспехи, меч и арбалет — все порченное временем и ржавое, словно долгое время хранилось в земле. Запах, который шел из комнаты, внутри оказался еще сильнее, и исходил он от незнакомца.
«Как будто этот человек целый год провел в куче опавших листьев», — вспомнились Виктору слова Кристины на интервью в «Брауни Инн». Точнее и не скажешь…
Свет не только позволил Кэндлам увидеть того, кто находился в комнате, но и ему — увидеть их. Стоило огню лампы упасть на лицо пленника, как он задергался в своем коконе. Виктор и Кристина, не сговариваясь, отшатнулись, но нити, несмотря на всю их кажущуюся непрочность, держали надежно.
— Горящие слезы, вываренные из черной крови! — закричал незнакомец, и его крик резанул обоих Кэндлов по ушам. — Горящие слезы!
— Не кричите! Хватит!
Виктор захлопнул дверь, чтобы никто в доме, не дай бог, не услышал.
Незнакомец не повиновался и дергаться не прекратил. Он продолжал вещать свою бессмыслицу.
— Горящие слезы, вываренные из черной крови! — проскрипел пленник, не сводя безумных глаз с лампы в руках Кристины. — Горящие слезы!
— Что?
Виктор недоуменно поглядел на сестру и вдруг понял, что речь идет о керосине, а «черная кровь» — это, вероятно, нефть, из которой его получают.
— Думаю, он спятил, — прошептала Кристина, но пленник ее услышал.
— Еще одна
Кристина ничего не поняла.
— Что он говорит? — нахмурилась она. — Как он меня обозвал?
— Кейлех — это значит «ведьма», — пояснил Виктор. — Ничего не говори, — мгновенно оборвал он попытки сестры что-то на это ответить.