– Что сие за бумага? – спросил Шишкин у подьячего.
– Дак поп безместный Васька Шугаев набуянил во хмелю. Сие не в первый раз он за караул угодил.
– Но отчего к нам сия бумага пришла? Поношение государя не наше дело.
– Дак поп сей не прост. Он родня владыки новгородского. Вот его и спровадили к нам, – ответил подьячий.
– Но коли он родня владыке, то отчего поп сей без места обретается?
– Да владыко наказал его за пьянство. Больно поп Василий любит зелено вино. Но разбойного приказу дьяк опасается сего попа трогать и потому нам сие дело сплавил.
– Мало мне опалы царской. Еще и сие дело.
– Дак прикажи попишку отпустить, а бумаги в огонь. И всего делов!
– А чего же дьяк разбойный сего сам не сделал? – спросил Шишкин.
– Дак осторожен он. Мало ли как дело повернется. А так передал нам лист и умыл руки.
Стал Шишкин читать опросный лист со вниманием. Выходило, что не просто ругнул поп государя Бориса Федоровича, но сказал «слово и дело».
– Отпустить говоришь? – Шишкин посмотрел на подьячего. – Ты меня к нему сведи нынче. Я сам опросный лист составлю.
– Пытать станешь?
– Нет, – сказал Шишкин. – Покуда без пытки обойдемся.
И вскоре Шишкин имел в подземельях разговор с дородным попом. Никого при сем разговоре не было.
– Ты стало «слово и дело» знаешь? – спросил дьяк.
– Сболтнул спьяну, – угрюмо ответил поп.
– Дак и мне про сие расскажи. Что знаешь? Повинись.
– Ничего не знаю. Просто сболтнул. Мало ли? Чего спьяну не скажешь?
– Ты, мил друг, не понял куда попал? Не впервой тебя ловят. Про то мне известно. Но ныне ты сказал про изменное дело. И я про сие дело хочу все знать. Коли скажешь добром, прикажу отпустить. А коли нет, то все одно скажешь с пытки. Но тогда отпустить не смогу. Подьячие-то пыточные листы составят. И тогда шила в мешке не утаить.