Четыре дня молчания. Будто уехал и забыл. Зачем тогда был этот флирт? Внимание? Взгляды? Ухаживания? Неужели за этим ничего не стояло? У Луны получилось в прошлый раз меня успокоить, но очередные два дня молчания — и отчаяние накрывает с головой.
Вечером позвонил Андрей. Мы долго с ним разговаривали. Договорились сводить детей в выходные в парк, если Ваня поправится и погода не подкачает.
Уложив Ваньку, сходила в душ.
— Не звонил? — спросила Луна, когда я вышла из ванной комнаты. Она по нескольку раз в день интересовалась, видела, что я подавлена.
— Нет, — мотнула головой. Пожелав друг другу спокойной ночи, мы разошлись по комнатам.
Я уже засыпала, когда зазвонил телефон.
Егор…
Егор
Три дня у реанимации. Никаких изменений в состоянии здоровья отца, оно крайне тяжелое. «Готовьтесь к худшему», — вердикт врача, но Лютый продолжал цепляться за жизнь.
Машу с мамой получилось отправить домой, чтобы они немного отдохнули. Гнетущее состояние ухудшают больничные стены. Больницы вообще пахнут отвратно. В них будто сама смерть делает обход, а ты ненароком ощущаешь ее касание. Наблюдаешь за работой врачей, которые отвоевывают у смерти чьи-то жизни, и даже в тот момент, когда получилось спасти человека, ты не испытываешь радости, а лишь облегчение, что в морг никого не спустят. Привыкаешь, наверное, а ведь я всего лишь четвертый день здесь.
Наверное, такие места заставляют задуматься о жизни и понять, за что ее стоит ценить. Переосмысливаешь свои косяки, начинаешь понимать, как хочешь закончить свой жизненный путь, а главное — как его пройти, чтобы в конце не было сожаления о бесцельно прожитых годах.
Когда получалось остаться наедине с собой, откидывал голову на холодную стену, прикрывал глаза и пытался дремать, но в голову лезли мысли, которые сейчас волнуют меня больше всего на свете. Ванька… Рада…
Сложно принять, что у тебя есть сын. Я не обсуждал это с Машей, хотя такая мысль была. Я видел, что ей сложно разрываться между больницей, мамой и домом. А я не был точно уверен, что все так, как я представлял. Но с каждым днем мне все больше хотелось верить, что Ванька от меня.
Рада — не просто увлечение, не просто искренняя чистая девочка, которая была в меня влюблена, она женщина, которую я всегда любил. Заблуждался, когда думал, что она мне всего лишь нравится. Возможно, несколько лет назад мои чувства были незрелыми. Я не был готов к серьезным отношениям, да и, наблюдая за своими родителями, не очень хотел заводить семью. Хотя тянулся к той, которая могла ее дать. С ней хотелось нормальной семьи, хотелось вместе состариться.
Блин, я просто олень. Люблю Раду. Давно люблю, поэтому и выбросить из головы не мог столько лет.
И как бы сложно ни было молчать, ведь хотелось поднять вопрос о Ваньке и во всем разобраться, я решил не торопить Раду. Не готова, значит, довериться. Не буду давить с разговором.
К Лютому на несколько минут пускали самых близких. Деньги решают не все. Со смертью нельзя договориться. И мы чувствовали, что войну отец может проиграть. Слышал он нас или нет, мы не знаем, но каждый из нас хотел остаться с ним наедине. Словно исповедать его перед дальней дорогой. А возможно, что и самому исповедаться.
О чем говорили Маша с мамой, я могу только предполагать. Когда дежуривший врач-реаниматолог позволил мне вечером войти к отцу на несколько минут, я не стал отказываться…
Глава 43
Егор