— Буду помогать Олегу нянчить племянницу.
Никита Андреевич удивлённо приподнял брови:
— Вы с ним так подружились?
Я пожала плечами:
— Даже не знаю, как-то само получилось. Мы ведь работаем вместе — нужно поддерживать коллективный дух. Потом одно за другое… Мне сложно отказать, когда человек искренне просит о помощи.
— Я тебя тоже просил… помнишь, о массаже?
Я мгновенно залилась краской.
— Это немного другое. Слишком… интимное.
— Значит, ради моей племянницы ты бы поехала ко мне?
— А у вас есть племянница?
— Не увиливай от ответа.
Я вздохнула:
— Конечно. Я ведь ваша личная ПОМОЩница. Не вижу причин отказать вам в ПОМОЩи с племянницей.
— София, ты тоже можешь обращаться ко мне за помощью в любом вопросе. И я не стану искать причины для отказа.
Почему-то я опять почувствовала прилив удушья. И благодарности, и неловкости, и страха. Не так-то, знаете ли, просто удерживаться от тёплых чувств к человеку, который столь любезен. Чтобы облегчить себе задачу, я вспомнила события всего лишь трёхдневной давности. Ведь не далее как во вторник шеф вёл себя, как настоящий дракон-ТИРАНозавр. И эти перепады настроения уже начинали меня утомлять.
— Спасибо, Никита Андреевич. Вы и так сделали для меня слишком много, взяв на эту работу.
Он пробормотал что-то неразборчивое, но когда я переспросила, повторять вслух отказался.
— Желаю тебе хорошего вечера, и не забудь завтра взять платье, — напутствовал он меня на прощание.
Олег приехал уже через полчаса, с очаровательной маленькой девочкой. Это была чистая прелесть: огромные голубые глаза с пышными, но не очень тёмными ресницами, пухлые щёчки и восхитительные мягкие кудряшки. Белое платьице с принтом из сладостей и единорогов отлично дополняло образ. Спрятанный во мне материнский инстинкт, мнивший, что он вполне удовлетворён воспитанием сестры и работой в школе, вопил, как сирена: "Я хочу такое чудо себе в личное пользование!!!" Хотя, на самом деле, кто кого использовал — большой вопрос.
Алёнка — так звали племяшку Олега — явно знала о собственной неотразимости и чувствовала себя хозяйкой положения. Правда, делала она это с таким обаянием и непосредственностью, что невозможно было сердиться. По крайней мере, у меня не получалось. С Дарьей другая история. Она вернулась с прогулки часов в семь и, войдя в свою комнату, которая по совместительству являлась комнатой мамы и гостиной, обнаружила там настоящий бедлам: разбросанные тетрадки, книжки и альбомы, старые куклы сестры и новые плюшевые мишки — подарки от поклонников (как я полагаю). Алёна всё расставила и разложила в каком-то своём, ей одной известном порядке и царствовала в этом мире хаоса, как древнегреческая Эрида. Может, всё и закончилось бы мирно, но среди разбросанных вещей Даша нашла свой личный дневник (который никто не собирался читать, мамой клянусь!), раскрытый на середине, обильно присыпанный крошками от печенья и дополнительно украшенный каплями черносмородинового варенья. Сестра побледнела, как лист бумаги, и взорвалась, как сверхновая, обдав всех ледяным пламенем праведного гнева.