– Ты никогда не любил Полину…
– Я особенно не задумывался о наших с ней отношениях. Мне жаль Игоря.
Вера сжала зубы. Пронзающая боль в душе странно улеглась – она расхотела разубеждать Ярослава.
– Я не в ответе за свою сестру, – сказала она только.
– А я за своего друга.
– Мне казалось, ты имеешь влияние на людей.
– На Игоря сложно иметь влияние.
Оба замолчали.
– Виды здесь красивые, – сказал он, смотря вдаль, на буйство среднерусской зелени.
Вечер расправил сердце туманом, призраком восстающим от самой травы.
Вера начала гогочуще смеяться, прерываясь на пугающие всхлипывания.
– Мне сейчас просто необходимы твои рассуждения о пейзажах.
– В общем, если нужна будет помощь, обращайся.
Вера закрыла глаза руками. С чего он взял, что ей нужна помощь? Все разрушено, помощь опоздала. Едва ли он сможет заглушить душевную боль. Ей очень хотелось, чтобы он ушел, потому что она боялась расплакаться и показать Ярославу свою слабость. А это было неприемлемо – рыдать перед посторонним мужчиной. В ее понимании мужчины и так необоснованно считали женщин немощными, а Ярослав с его повадками был сосредоточием этих странных далеких существ, неизменно поступающих так, как удобно им и заставляющих женщин приносить жертвы. Показать себя эмоциональной и нарваться на скупые утешения казалось неприемлемым. Особенно после примера Полины. Полины…
– Спасибо, – только и смогла вымолвить Вера и побрела обратно в дом, упаковывать ценные вещи до грозящего разграбления имения. Никто теперь не был уверен в завтрашнем дне.
39
Отец попрощался и уехал. Пряча глаза, какой-то совсем жалкий и недоговаривающий свои подлинные мысли. Вера не могла поверить в его предательство. Так часто он разглагольствовал о духовных скрепах…
Он долго уговаривал мать и Веру, но те с отвращением отказались. Мария получила обострение давно засевшего в ней туберкулеза и ехать попросту не могла. Младшая дочь осталась с ней.
Тянулось серое лето восемнадцатого года. Вера гуляла по еще не отнятым господским садам, периодически трогая воротник из суровых кружев. Отовсюду цвела бедность, недостаток, забвение и печаль. И зачем-то уходили те, кто составлял жизнь Веры. Без них отгородиться от реальности было невыполнимо. Она больше не могла жить как прежде, ее существование рассыпалось на несоответствующие друг другу периоды. Бывало, что цветение мыслей ненадолго уводило ее от осознания окружившей ее нищеты. И вдруг, как укол, возвращалось совершенное.
Не верилось в реальность всего. Лета, голода, изморено – призрачных лиц на засаленных улицах, выбитых дверей и крошащихся стен. Не верилось, что в грязных столовых, где крысы едва не бегали по тарелкам, она ела кашу, больше похожую на помои. Не верилось в собственное беспредельное одиночество, которое раньше вымаливалось с таким остервенением. Вера в оцепенении бродила где-то целыми днями или сидела взаперти. Походы на жалкую службу, на которую ее устроил Ярослав, где она переписывала какие-то бумажки, отдавали разнообразием и путем к выживанию, но не слишком веселым. Чувств не наблюдалось. Постоянно кружилась голова. Хуже всего был не голод, а ощущение пустоты и никчемности. Ощущение, пришедшее к ней впервые. Если бы только знать, что будет выход… но будущего даже не хотелось. Вера больше не читала книг, ничего не хотела и лишь боялась, что эта мгла над ее сознанием не рассосется. Она не верила теперь, что жизнь – волны, и за забвением, если хватит сил переждать, возникнет свое возрождение.
ebooksa