Она ощутила дыхание. Такое же холодное, как если бы вы засунули голову в морозилку. Дыхание дикого зверя. И он сейчас находился прямо над Ульяниной головой. Она совершенно забыла о камере, которую установил Степан Разумов. Даже если бы и вспомнила, вряд ли стала вести себя как-то по-другому. Она прижалась к стене, целиком и полностью превратившись в слух. Если это снова волк, то лучше вообще не двигаться. Притвориться мёртвой. Сердце зашлось в бешеном ритме. Она явно ощущала присутствие кого-то.
– Уже скоро…
Уля резко развернулась. Она увидела Евлампию. Точнее подумала, что увидела. Образ соседки висел в пространстве, как фантом, некоторое мгновение так близко от Улиного лица, что она могла разглядеть глубокие морщины на старческом лице, на её лбу была разноцветная повязка с длинными разноцветными перьями по краям, как у индейцев, а потом… соседка исчезла. Несколько миллисекунд в воздухе ещё присутствовал голубоватый светящийся силуэт, но вскоре и он испарился. Уля удивлённо уставилась в темноту палаты. На неё нацелено таращился объектив видеокамеры с красной точкой, установленной на длинном штативе…
В пятницу Степан Разумов отпустил Ульяну домой, но, естественно, не выписал. Он выразился, что не видит явных причин держать необычную пациентку все выходные в стенах больницы. Тем более что по анализам ДНК у неё тоже всё нормально. «Никаких патологических изменений» – пояснил он матери, пока Уля переодевалась. Хирург назначил ей пройти томографию, как раз через два дня. И по возможности заснять мифический горб на камеру или хотя бы на телефон. Он не договорил для чего ему это нужно, но это и не требовалось. Все и так всё понимали. Если с Улей что-либо случится (если она умрёт), так будут хотя бы какие-нибудь доказательства. Но врач тактично промолчал, а мама и думать об этом не желала, не то, чтобы говорить. Так же врач упомянул, что возможно Ульяна (если она не умрёт) вполне сможет прибывать на дневном стационаре. Это весьма радовало.
XXII
Всё чаще Юра задумывался о том, чтобы всё бросить и переехать к Лене. Возможно, там он сможет начать новую жизнь. Займётся репетиторством. И забудет всё происходящее с ним, как страшный сон. Забудет эту чёртову школу. И, как всегда, сбежит. Да, он в очередной раз собирался сбежать. Просто устал. Устал от тягучих мыслей. Устал засыпать и просыпаться в одиночестве. Лена собиралась приехать на Новый год, но он больше не мог находиться в этом сером городе. И как только наступили каникулы. Он уладил рабочие дела. Купил билет, огромного плюшевого медведя и букет из двадцати пяти алых роз. Уже по приезду ко всему прочему он потратился на дорогое вино и коробку конфет. И помчался на крыльях любви.
Ключ от квартиры, которую снимала его девушка, естественно у него был. Поэтому он без труда попал внутрь. До ушей долетела приглушенная музыка. Поэтому никто не услышал, как щёлкнул замок и Юра вошёл в дом. Руки были заняты подарками, поэтому он прошел, не раздеваясь до самой гостиной. И замер… Дверь в спальню чуть приоткрыта. Тихие стоны практически не слышны из-за музыки. Но Юре не нужно видеть, чтобы понять, что кто-то трахает его любимую в её же квартире на её же кровати. Он не хочет, но всё равно ему приходится лицезреть свою девушку и незнакомого голого мужчину в отражении зеркала, висящего напротив кровати.
Он не помнил, как ушёл. Помнил, только ужасающее желание прикончить обоих. Именно поэтому он и сбежал. Хотя нет, это враньё. Сначала он направился на кухню, бросив подарки на кресло в гостиной. Гнев и ярость накрыли его с головой, словно плотным тёмным покрывалом. Но внутренний голос, какой-то чужеродный, прежде не посещавший его разум, остановил его. Ему стоило неимоверных усилий, чтобы прогнать прочь ужасающее желание отомстить, прямо здесь и сейчас. Его голова кружилась, болела. Слюна выбивалась из-за рта, как у бойцовской собаки. Глаза щипало от едких слёз. Его предали. Он вцепился в столешницу, находясь всего в одном шаге от преступления. Всё остальное он не помнил. Кажется, когда уходил случайно сбил ногой тумбу в прихожей, а может быть неслучайно.
Лена вышла из спальни, завязывая на ходу пояс на шёлковом халате. Её сердце всё ещё прибывало в ускоренном ритме после секса. Первое, что открылось её взору – это большой плюшевый медведь, сидящий в кресле и улыбающийся какой-то странной пугающей ухмылкой. Букет красных роз рассыпался по полу. Бутылку вина и коробку конфет она заметит позже.
– Рома, ты принёс медведя? – озадаченно спросила она у любовника, который всё ещё валялся в постели. И тут же сама вспомнила, что Рома притащил в её дом полторашку светлого пива и пачку презервативов. Он ещё по-идиотски поржал: «А шарики на праздник!» Её ноги подкосились, она подбежала к окну, но кроме играющих в снежки ребятишек во дворе никого не увидела.
***
Уля перешла, что называется, на дневной стационар. Она каждый будничный день находилась в палате с восьми утра и до шести вечера, проходя различные процедуры и даже (О, эврика!) лечение. Всё шло по плану доктора Разумова. Уля прошла томографию. И врачу удалось сделать интересное открытие. Он с энтузиазмом и необыкновенным вдохновением объяснил матери, что Улин организм создал некую оболочку, позволяющую удерживать сломанные кости и препятствующая воспалению внутренних тканей и органов. Так же он сказал: «Предположительно, но ещё не точно. Эта оболочка, скорее всего, состоит из тех же молекул, что и кости, только более эластичнее.» Он думает, что существо, живущее в Улином теле, ломает кости именно для того, чтобы было возможно свободное перемещение по её организму. Звучит, конечно, фантастически, но другого объяснения у него нет. Хотя документально зафиксировать пробуждение Костолома пока не удалось.
Игорь, как и собирался, укатил к брату, чтобы посетить чемпионат по хоккею. Отношения с ним у Ульяны всё-таки наладились. Да и с Аней тоже.
Доброй Маме Лизе вновь пришлось отправиться в командировку. Пропавшего мальчика нашли мёртвым в заброшенной шахте в соседнем городе. И теперь ей предстояло допросить мужчину, нашедшего страшную находку и всех подозреваемых по этому делу. Ко всему прочему пропало ещё двое подростков шестнадцати лет. После беседы со Степаном Разумовым, который уверил мать в том, что с Улей не должно случиться ничего страшного, она со спокойной душой могла отправляться в поездку.
– Марина приедет вечером. Деньги помните, где лежат, – напутствовала она дочерям, прежде чем сесть в такси. Сёстры вышли во двор проводить мать, – И никаких ночёвок, – она строго взглянула на Нику, – И звонить мне, если… – она не договорила. Поцеловав дочерей на прощание, Лиза ещё раз напомнила, чтобы они звонили при любых обстоятельствах и днём и ночью, – Постараюсь уложиться в пару дней.
Марина – дочка одной маминой хорошей знакомой. Старше Ульяны всего на два года.
– Хорошо, мам. Как приедешь…
– Позвоню обязательно.
Стоило таксисту увезти маму из поля зрения, как Ника вспорхнула и направилась к калитке.
– Я гулять, – сообщила она Уле, похоже совсем позабыв, что совсем недавно случилось с сестрой.