Даже переспросил:
— Я? Я должен его уговорить?
— Да. Больше некому. Он не желает меня слушать.
Я потёр бровь, спросил:
— А ты, вообще, знаешь, что в прошлую нашу встречу мы с ним разругались?
— Знаю.
— И после этого ты думаешь, что он станет меня слушать? Зря.
Ирая сглотнула:
— Я же говорю, больше некому. С ним уже все говорили.
Я расхохотался:
— Отлично. Ему все уже настолько надоели этим, что он и хотел бы, не откажется от своего решения. Можно и мне не ходить.
Ирия шагнула ближе, стремительно схватила меня за руку, я едва удержался от того, чтобы не отпрянуть:
— Римило, я тебя прошу, я тебя умоляю, поговори с ним, не дай ему уйти наверх. Ты умеешь уговаривать, ты сумеешь убедить его.
Я мягко, осторожно потянул руку из её хватки.
Ирая лишь вцепилась в меня сильней:
— Ну чего ты хочешь? Хочешь от меня долг жизни? Наложи на него Указ, который запретит ему уходить. Хочешь, я брошу Академию и перейду в твой отряд? Назови свою цену!
Я рванулся без всякой жалости, с треском жалобно рвущейся ткани моего халата, с выплеснувшейся из моего тела силой и стихией, которые буквально оттолкнула от меня Ираю шагов на десять.
Она замерла, ловя равновесие, медленно попятилась, отступая ещё на шаг, становясь в дымке тумана уже смутно различимой, поднесла к глазам оторванный рукав халата, а затем швырнула его себе под ноги:
— Ладно. Значит, последняя моя надежда не оправдалась. К чему тебе, мастеру Указов, тратить свою силу просто так? К чему тебе служба такой, как я, когда ты можешь сделать своим слугой любого гения. Ладно.
Я рявкнул: