Трижды меня отбрасывали вплотную к стражникам. И трижды я убивал тех големов, что сумели это сделать, вновь врываясь в толпу врагов и освобождая место для ударов Крушителем.
А затем меня всё же зажали так сильно, что он стал только мешаться.
Удар, который должен был пробить мне глазницу, я принимаю на наруч. Татуировка Единения сияет в полную силу, раскрасив маску и так щедро расходует стихию, что я ощущаю, как закручиваются нити воды в моём теле, втягиваясь в её вязь.
С рыком дотягиваюсь Крушителем до пояса. Касаюсь кисета и освобождаю руку.
Два вдоха скольжения через жар смерти и Коготь Роака пробивает голему голову насквозь.
Над левой рукой у меня сжатый в пять пластин Панцирь Роака, из правой руки растёт сияющий Коготь.
Поступь Роака несёт меня вдоль линии стражников, которые техниками, сталью и своими телами сдерживают големов.
Щедро раздаю удары во все стороны, не столько стараясь убить, сколько пытаясь заставить големов обратить внимание на меня.
Едва успеваю прянуть в сторону, когда из глубины строя выплёскивается целый поток техник, сметающий големов.
В голове вспыхивает мысль:
«Добить упавших.»
Десять вдохов я мечусь между големами, тратя на каждого не больше одного удара. Неважно, попал-непопал.
Двадцать вдохов и я уже снова пробиваюсь на остриё строя.
Ору:
— Вперёд, вперёд!
Нестерпимый жар опасности, вспышки артефактов, которые щедро бросают во все стороны старшие ученики, боль от сияющих клинков, гаснущие глаза големов напротив, ледяные глыбы, столбы пламени, сотни лиан и щупалец под ногами.
А затем всё разом заканчивается.
Я пинком отшвыриваю от себя убитого голема, не давая упасть мне под ноги. Хрипя, озираюсь.
Големы вот они, в десяти шагах за спиной. Замерли у первых ступеней к Павильону.
Их ещё прилично, больше двух десятков. Весь путь через площадь усеян павшими големами.