Любовь и проклятие камня

Сердце гулко стукнуло еще раз.

И все.

У нее ничего не было: ни меча, ни серпа, она даже не осознавала, что делает и как. Ее поглотила лишь одна мысль — спасти детей и прорваться к Хвансу, которого зажали в комнате. Как, каким образом она это сделала, она не могла вспомнить. Кровавая пелена закрывала глаза. Пришла в себя, лишь споткнувшись о ноги Хванрё. А вокруг всё в крови, и трупы врагов тут и там…

Потом пришел он. Не пришел. Влетел в комнату, словно бежал на выручку и боялся опоздать.

Она даже не сразу его узнала. Весь с головы до пят в крови. А клинок, что он держал в руке, блестел начищенной сталью. Такая сталь даже чистая пахнет смертью.

Елень не понимала, зачем Соджун ее спас. Дважды от стрелы, и позже не дал солдатам увести в тюрьму. Да еще и выкупить обещался. Всего несколько дней назад он приходил к ним в гости. Почему не предупредил? Не знал? Не мог пойти против отца? Специально не стал говорить, а в их дом не пошел, чтоб потом под видом благодетеля спасти остатки семьи?

Мысли туманили разум. Онемевшие руки уже не болели. Усталость сморила Елень, и она забылась тяжелым сном.

[1] Орабони – старший брат (современное обращение девушки к старшему брату — оппа).

Глава четвертая.

Проснулась она мгновенно. В конюшню кто-то вошел. Походка была нетвердой, и это настораживало. Елень переступила ногами, чтоб повернуться к выходу. Тени за то время, что она спала, заметно сместились, значит, проспала она часа три. Щуплый солдат стоял перед ней, пошатываясь. От него сильно разило спиртным. В руке он сжимал кувшин с рисовой водкой. Видать, нашли где-то захоронку. Головной убор съехал на бок, повязка под ним опустилась на глаза. И мужчина ухмыльнулся, встретившись с ней глазами. Видеть ее мучения ему было в радость. Да только для нее это не ново. Он подошел к пленнице. Потряс перед глазами бутылью, а потом стал жадно пить. Елень видела, как двигается его кадык, как бежит по подбородку водка и ей все сильнее хотелось пить.

— Принесите воды детям, — наконец, осмелившись, произнесла она.

Щуплый подошел к ней.

— А нам за это денег никто не отсыплет, — сказал он, — может ты? Что, смотришь? Нет денег? Нет денег — нет воды!

Елень смотрела на него, не мигая. А тот, пошатываясь, крутился около нее и что-то бормотал.

— Здесь нет детей! Здесь выродки предателей. А им ни есть, ни пить не полагается! — подытожил щуплый.

Женщина посмотрела на проснувшихся детей. У Хванге совсем закрылся левый глаз, у Сонъи разорвана блузка и все руки в ссадинах. В чем их вина? За что им все это?

— У меня нет денег, — тихо проговорила мать, — чего вы хотите?

Щуплый хмыкнул и ушел из конюшни. Вернулся спустя какое-то время с напарником, чья физиономия стала еще шире и еще краснее. Цена, что они озвучили, Елень повергла в шок. Она ожидала чего-то в этом духе, но даже ей вдруг стало не по себе. Торговаться с палачами она не стала.

— Только чтоб мои дети этого не видели, — прозвучало единственное условие.

Мужчины переглянулись и ушли. Их не было долго. Сонъи, проснувшись, слышала, что они о чем-то шептались с матерью. Она видела, какое у мамы при этом было выражение лица — бесполезно расспрашивать. Девочка только все смотрела по сторонам. Найти бы пару дощечек, подложить под мамины ноги, чтоб та на полную ступню могла встать, а то стоит на носочках: ног, наверное, уже не чувствует.