На фото был мой супруг, лежащий на постели вниз лицом (вот поэтому так лицо и отекло!) целомудренно прикрытый простынкой до пояса, но с голым торсом, и рукою обнимавшей шикарную, голую же полностью сисястую блондинку, нашу экономку. На другом фото она прильнула к нему, страстный поцелуй, вот она шарит под простынкой по Мишке. Интересно, что она там пытается найти? Я точно знаю, если Мишка набирается вот так, мертвецки, то он полная недвижимость, и в плане сексуальных утех тоже. Никакая Виагра и даже строительный кран не поможет.
Так что не получилось у нас ни развода, ни скандала. Хотя нет, скандал был. Когда увольняли экономку.
Прогуливалась я почти до вечера, убивая время, потом двинулась к себе в отель, Квин Мария.
Спокойно приготовилась ко сну, на сон грядущий выпила воды из графина, стоявшего на прикроватной тумбочке, и легла спать, мудро рассудив, что так быстрее пройдет томительное ожидание. Внезапно у меня начала сильно кружиться голова, но сил открыть глаза уже не было, и шевельнуться тоже. Сердце сильно забилось, потом понеслось вскачь, потом начались перебои и наконец, в последний раз, гулко как-то бухнув в пустоту, оно совсем замерло. Навсегда.
И я уже не видела, как через полчаса, ко мне в номер осторожно вошли две молодые женщины. Одна из них была дежурным портье этого отеля, а вторую, если бы я была жива, могла бы опознать, как свою бывшую экономку. Но этого я уже не узнаю никогда. Как и того, что они осторожно положили на тумбочку письмо с логотипом моей клиники, где было написано, что лечение бесполезно и детей у меня не будет никогда. Они ещё не знают, что их афера будет легко раскрыта королевским коронером, так как в клинике скажут, что такого письма они никогда не отправляли, наоборот, все было успешно. И у миссис Дубровин не было никаких абсолютно причин принимать смесь бешеного количества снотворного и сердечных гликозидов. И что усилия добиться внимания Михаила Дубровина тоже потрачены даром.
В эту же ночь Михаил Дубровин погиб по дороге в аэропорт, не справившись с управлением на скользкой от дождя дороге.
Глава 2
Сознание возвращалось медленно, толчками, я то плавала в красном горячем тумане, то слышала чьи-то голоса, тонкий заунывный плач, то опять погружалась в приятную темноту, где не было ничего… в одно из выныриваний из темноты почувствовала, что красный туман становится светло-розовым и голоса становятся отчётливее. И почему-то сильно пекло спину, малейшая попытка шевельнуться, даже вздохнуть поглубже, вызывала такую вспышку боли, что я опять погружалась в темноту, но вначале чувствовала, как по спине бежит что-то мокрое и горячее.
Помню, ещё удивилась — где это я так успела обгореть на солнце, что так печет спину? Как-то, ещё лет в пятнадцать, я заснула на пляже и получила солнечные ожоги, вот примерно такие ощущения у меня были тогда. Но в сентябре, в Шотландии, невозможно обгореть. Погода не та.
Не знаю, сколько так продолжалось, но я теперь стала четко слышать голоса, вернулось обоняние, и надо сказать, пахло отвратительно. Попросту воняло. И лежала я хоть на чем-то мягком, но колючем, на животе, вниз лицом и что-то непрерывно лезло в нос, вызывая острое желание чихнуть. Спину ещё жгло, но чуть-чуть меньше, я хотя бы могла дышать без обмороков.
Тонкий, дрожащий детский голосок тихонько бормотал что-то, и ребенок явно плакал, хотя громко всхлипывать боялся.
— Мамочка, мамочка, не умирай, останься со мной, как же я один останусь… Мамочка, останься, не умирай…
Не успела я даже удивиться, к кому это ребенок обращается, хотя по моим ощущениям, малыш сидел рядом со мной и пытался погладить мне руку, как чей-то грубый голос невдалеке крикнул.
— Да перестань ты скулить, дай помереть мамке спокойно! И нам всем покой будет! А то ты да старуха ваша все ноете, не даёте помереть ей, и нам мешает!
Визгливый женский голос деланно засмеялся.
— Верно, говоришь, Ричи! Надоело это семейство! Ишь ты, благородные нашлись! Подумаешь, покувыркалась бы с молодым господином чуток, так не убыло бы, небось! А так кнута получила, а теперь стонет все, людЯм мешает, все помереть не может!
Говорили они на каком-то немного странном языке, вроде и английский, а вроде и не совсем английский, больше на гэльский похож. За эти месяцы в Шотландии я уже научилась различать некоторые наречия гэльского, знаю, что язык горцев сильно отличается от наречия жителей долин. Но этот говор мне незнаком. Возможно, простонародный какой-то вариант? Филологом я не была и такие тонкости мне были неизвестны. Но хотя бы понимала и то хлеб.
Но что происходит, никак не могла сообразить. Последнее, что помню — ложусь спать в отеле, счастливая оттого, что скоро прилетит Михаил и все будет хорошо. Помню ещё острую иглу боли в сердце… все. Меня похитили, что ли? В лучших традициях боевиков… ага, киднапнули. Причем, явно бомжи. Но что за ребенок сидит рядышком, пытаясь подавить всхлипывания?
Старчески кряхтящий голос приблизился к нам, ворчливо сказал.
— Мастер Уилли, идите, поешьте, я там малость принесла. Маму поил водичкой?