А папа пропал без вести девять лет назад.
– Чего-чего? Ну-ка, – Гена отбирает у меня фантик и сбивчиво читает вслух: – «На скале нас было двое. Со скалы упали оба. Тот разбился, а я остался». Что за чушь?
– Вот. Только у меня фуга будет в медленном темпе. Так можно, как считаешь? Слово «фуга» же переводится как «бег». А бег не бывает медленным ведь. Ну, только в кино, в замедленной съемке. Вот и думаю теперь: может, указать быстрый темп?
«Конфета с прошлых партий? С партий, сделанных девять лет назад?» – размышляю я и вдруг замечаю Генин взгляд.
– Ты не слушал, что ли?
– А…
– Понятно. Опять о Лерке мечтаешь?
– Что? Нет.
Кажется, я краснею, но Гена и так все про меня знает.
– О ней мечтаешь, – убежденно говорит он, а мне даже возразить нечего, хоть он и не прав. Я еще больше краснею. – Пригласил бы куда-нибудь.
– Лучше помоги с загадкой, – достаю из кармана фантик от конфеты – просто чтобы отвлечь его от нелепых попыток учить меня жизни. У Гены никогда не было девушки, а у меня она есть.
– Тот – это египетский бог.
Гена уже, оказывается, забрал у меня фантик, пока я размышлял, и сейчас внимательно вчитывался в него.
– Только я не помню, чтобы он разбился.
«Или папа напечатал загадки на обертках впрок?»
Я забрал у него фантик. Стал вчитываться в мелкий шрифт. Состав, масса, калории… Вот, нашел.
– Две тысячи девятнадцатый год.
– Ну да, – кивнул Гена обиженно. – Думал, я тебя просроченной конфетой угощаю?
– Египетский бог?
– Да, Тот.