— Поделом тебе.
— Говорят, на нее и Харт засматривался.
— На что там засматриваться? Кожа да кости.
— Видела бы ты, как она третьего дня на моего смотрела…
Алекто зажмурилась и открыла глаза, только когда по поднявшемуся шуму поняла, что девушка дошла до конца.
— Что там? — вытянула голову одна из фрейлин.
— Грязные, — провозгласил кто-то.
Рядом ахнули.
— Не черные, а грязные, — пояснили этой впечатлительной особе.
Еще какое-то время толпа возбужденно гудела, обсуждая и сомневаясь. Ноги девушки, красные от холода, кажется, рассмотрели со всех сторон, пока не пришли к не слишком уверенному мнению, что они все же не почернели.
Погалдев еще немного, толпа стала расходиться. Алекто вместе со всеми двинулась мимо девушки, которая, рыдая, сидела у стены, кажется, не веря в свое избавление.
Алекто уже хотела было отвести глаза, когда заметила вдруг, что ступни, показавшиеся красными от холода, были действительно красными, но не от холода, а потому что на них алело нечто, при ближайшем рассмотрении напоминавшее едва различимые башмаки. Если бы могли существовать туфли из тепла, оберегавшие ноги от холода, Алекто поклялась бы, что это они и были. Алекто моргнула, и они начали медленно истаивать.
Девушка, с трудом поднявшись, ступила в снег, а когда убрала ногу, там осталась только растаявшая лужица. Все так же, не поднимая глаз и держась за стену, она заковыляла прочь.
ГЛАВА 17
— Как вам прогулка? — осведомился Эли, когда они вошли.
— Отвратительно, — бросила Алекто, обходя его, и двинулась к окну.
— Познавательно, — спокойно ответила мать.
Алекто кинула на нее яростный взгляд, но промолчала, усевшись на каменный подоконник и уставившись сквозь ромбики окна наружу, хотя за слюдой едва что-то различалось. Только сыплющее снегом небо, на которое она сегодня и так уже нагляделось.
— Оставь нас, Эли, — попросила мать, и тот, сграбастав вульписа, которого кормил в их отсутствие кусочками сушеного мяса, вышел.
Приблизившись, мать взяла ее за подбородок.